Фотографии солнечного затмения 21 августа: kiri2ll
2017-08-22 23:53:30Фотографии солнечного затмения 21 августа
Вчерашнее полное солнечное затмение оставило после себя множество снимков и видеозаписей, сделанных из множества разнообразных локаций: поверхности Земли, борта самолетов, Международной космической станции, геостационарных спутников и космических обсерваторий. Вот некоторые из лучших фотографий, что опубликованы к настоящему времени.Транзит МКС по диску Солнца во время затмения.
Уменьшающийся солнечный диск.
Момент полной фазы затмения, когда можно было увидеть солнечную корону.
Вид затмения с борта МКС. Можно обратить внимание на то, что поверхность Солнца имеет белый свет. Именно так оно выглядит, если выйти за пределы атмосферы.
Космонавт Федор Юрчихин фотографирует затмение с борта МКС.
Лунная тень на поверхности Земли (вид с МКС).
Фотографии Земли во время затмения, сделанные геостационарным спутником GOES-16.
Затмение с борта самолета.
Затмение глазами спутника PROBA-2.
Лунная тень на поверхности Земли (спутник Meteosat).
Затмение над национальным парком Норт-Каскейдс (коллаж).
Затмение глазами обсерватории SDO.
Четки Бейли. Это последовательность ярких пятен вдоль лунного лимба, возникающих, когда солнечный диск почти полностью скрыт лунным, но всё же проглядывается между лунными горами или углублениями в центрах лунных кратеров, оказавшихся на тот момент на краю лунного диска. Выглядят как точки ослепительно-рубиново-красного цвета.
Всякая всячина.
Stop Poking the Russian Bear | The National Interest
2017-08-20 15:54:19Stop Poking the Russian Bear
Western intrusion into traditional Russian spheres of influence, areas under the sway of Moscow for three centuries or more, represents a highly provocative and destabilizing policy.
Note: this article is part of a symposium on U.S.-Russia relations included in the September/October 2017 issue of the National Interest.
War between Russia and the West seems nearly inevitable. No self-respecting nation facing inexorable encirclement by an alliance of hostile neighbors can allow such pressures and forces to continue indefinitely. Eventually it must protect its interests through military action. Indeed, Russia already has resorted to military action: in Georgia in 2008, after that Russian neighbor initiated a war with Moscow designed to severely curtail Russia’s influence in its own neighborhood, and in eastern Ukraine, after the West encouraged and fostered a 2014 revolution that upended an elected Ukrainian leader whose foreign and economic policies tilted toward Russia.
And consider Russia’s territorial fate since the West’s Cold War victory over Soviet Bolshevism. Before that momentous development, which was entirely necessary and laudable, the Soviet Union had no Western enemies within a thousand miles of Leningrad. Now that fabled Russian city, renamed St. Petersburg once again after the obliteration of the ideological menace of Soviet communism, resides within a hundred miles of NATO military forces. Moscow was protected behind 1,200 miles of controlled territory during the Cold War; now that distance is two hundred miles.
This represents a monumental shift in Russia’s geopolitical situation, and much of it was, and remains, a cause of celebration. The Soviet yoke over the peoples of Eastern Europe had to be removed, and the West’s long Cold War struggle, particularly the early initiatives under Harry Truman and the final push under Ronald Reagan, represents a heroic tale of calibrated resistance and tireless resolve.
But Western intrusion into traditional Russian spheres of influence, areas under the sway of Moscow for three centuries or more, represents a highly provocative and destabilizing policy. Ukraine was one such Russian sphere of influence. Georgia was another. So was Belarus. So was Serbia. All have been subject to Western designs to one degree or another, including serious U.S. initiatives to dismember Serbia and get Georgia and Ukraine into NATO.
Further, the West has offered no expressions indicating what might be the limitations of its encirclement plans. Prominent Americans talk freely of “regime change” in the country, and the U.S. government has sponsored NGO activities designed to foment antigovernment activities there of the kind that stirred a pro-Russian leader of Ukraine—the corrupt but duly elected Viktor Yanukovych—to flee his own country upon threat of death. America’s promiscuous post–Cold War activities in support of regime change—in Iraq, Libya, Syria, Yemen—lend weight to suspicions that it harbors similar views toward Russian president Vladimir Putin.
Indeed, the demonization of Putin by America’s intelligentsia has been nearly unprecedented in peacetime. Hillary Clinton invokes Hitler as a comparative figure and, while others have stopped short of that kind of rhetorical excess, the attitude remains the same. He is evil and presides over a menacing, conquest-hungry nation; he and his country must be stopped, curtailed, declawed. There is no recognition in any of this that Russians may view themselves, with at least some validity, as a beleaguered nation vis-à-vis America and its allies.
Donald Trump was elected in part to change all that. As the University of Southern California’s Robert David English notes in his excellent recent Foreign Affairs essay, Trump repeatedly asserted in his first press conference that it would be “positive,” “good,” or “great” if “we could get along with Russia.” Unlike most of the country’s elites, he vowed to seek Moscow’s cooperation on global issues, accepted some U.S. share of blame for the two countries’ sour relations and acknowledged “the right of all nations to put their own interests first.”
This suggested a dramatic turn in U.S.-Russian relations—an end to the encirclement push, curtailment of the hostile rhetoric, a pullback on economic sanctions, and serious efforts to work with Russia on such nettlesome matters as Syria and Ukraine.
This budding initiative now lies in tiny shards upon the floor of global politics. We don’t yet know, and perhaps never will, the full story of what happened with regard to Russia’s effort to tilt America’s 2016 presidential election. And we can’t yet form a full picture of the actions undertaken on the part of the Trump team or the president himself to collude with official Russia in U.S. internal politics. It might be very serious; it might not.
But it almost doesn’t matter. Trump’s Russia initiative appears dead. The anti-Russian elites have won the day, whatever the merits of the case or wherever the facts now lead. The president looks hapless on the issue. New sanctions are coming, whether he wants them or not. NATO expansion and the West’s Ukraine meddling will continue. Encirclement is firmly in place.
It’s difficult to envision where this could lead, short of actual hostilities. Russia’s fundamental national interests, the ones Trump was prepared to accept, will almost certainly render such hostilities inevitable.
Robert W. Merry is editor of the American Conservative and an author of books on American history and foreign policy. His next book, President McKinley: Architect of the American Century, is due out from Simon & Schuster in November.
Image: Reuters
Мушурба – "поющий" символ Гюмри
2017-08-04 20:51:37Мушурба – "поющий" символ Гюмри
Медных дел мастер по имени Эдуард (в народе Эдик) уже 42 года занимается изготовлением символа Гюмри - мушурбы (булькающий кувшинчик – ред.). А делает он ее при помощи инструментов, привезенных из Эрзрума его дедом Милитосом и братом Вааном. Многие известные люди стали обладателями изготовленных Эдиком кувшинов – даже Католикос Вазген.Арменуи Мхоян, Sputnik
Мастер Эдик признается: раньше и не представлял, что мушурба завоюет такую популярность и станет своеобразным символом Гюмри, гордостью гюмрийцев, которую туристы будут увозить с собой в качестве сувенира. А несколько лет назад в историческом центре города мушурбе был даже установлен памятник.
© Sputnik/ Armenuhi Mkhoyan
Мастер Эдик Жамкочян изготавливает Мушурбу
Изготовление этого своеобразного кувшина — дело непростое.
"Надо целыми днями стучать по меди, чтобы добиться необходимой формы. При изготовлении мушурбы приходится изрядно попотеть. А чтобы при использовании чаша издавала характерное бульканье, нужно прибегать к хитростям", — говорит мастер Эдик и показывает уловку, которую, кстати, придумал его отец.
И именно из-за этой выдумки и звукового эффекта гюмрийцы называют мушурбу "клклан" (арм. — "булькающий").
"Раньше, в 20-30-ых годах прошлого столетия, чаша таких звуков "не издавала". Это придумал мой отец. В 1960 году он вышел на пенсию и начал заниматься ремеслом, унаследованным от отца. Он делал мушурбу и дарил ее знакомым", — рассказывает мастер Эдик.
© Sputnik/ Armenuhi Mkhoyan
Символ Гюмри Мушурба
Предки Эдика Жамкочяна по отцовской линии приехали в Александрополь (ныне Гюмри) из Эрзрума в 1895-1896 годах, после первых погромов армянского населения в Турции.
Родственники по материнской линии переехали сюда их Карса. Отец Эдика родился уже в Александрополе.
"Я считаю себя чистокровным гюмрийцем, — с гордостью отмечает мастер Эдик. — Дед мой был медником, отец был учеником деда. Через 1-2 года после переезда в Александрополь его дело начинает процветать: у него даже был магазин и свои ученики. Поначалу мне это не очень нравилось, я работал на заводе по производству холодильников. Был молод, но сейчас все иначе. Уже 42 года, как это дело стало образом жизни", — говорит мастер, изготовляющий мушурбу.
Он делал мушурбу для многих известных людей. Первый серебряный кувшин он изготовил для католикоса Вазгена.
"Это была прекрасная работа. Серебряная мушурба — дорогое удовольствие, поэтому она уникальна. В основном кувшин отливают из латуни. Я делал мушурбу и для главы Аджарии, но уже из золота. Эта мушурба весила 400 грамм. Я очень осторожно и аккуратно отливал ее, потому что недостача даже в 10 грамм была бы ощутимой".
© Sputnik/ Armenuhi Mkhoyan
Символ Гюмри Мушурба
Мушурба пришла в Гюмри из Западной Армении, однако, в отличие от турецкого аналога, который используют в купальнях, наша, по словам мастера, служит сосудом для хранения воды, сохраняющим ее свежесть и прохладу длительное время.
По стопам мастера Эдика пошел и его сын, который с городостью продолжает ремесло отца. У мастера есть внук, а значит, есть надежда, что дело медника деда Милитоса в Гюмри будет продолжено.