Споры об истории в России: забыть нельзя помнить

Написание единого учебника истории в России вызывает множество споров: спорят о том, нужен ли такой учебник, и как писать его, когда общество расколото в отношении собственной истории. BBCRussian.com начинает серию публикаций о том, что происходит в сфере преподавания истории: как государство в разных странах проводит свою политику в отношении прошлого.

Какие новые памятные даты появились в постсоветских республиках – с момента обретения ими независимости, какова мера успеха политики памяти и можно ли достичь окончательного консенсуса в отношении прошлого – об этом новый проект Русской службы Би-би-си.

День народного единства

Из всех праздников "новой России", возможно, лишь День народного единства, отмечаемый 4 ноября, прижился по-настоящему, наполнившись реальным смыслом - "благодаря" националистам, ежегодно проводящим "Русские марши".

Другие государственные меры в области так называемой исторической политики, несмотря на открыто декларируемый интерес к регулированию истории и памяти о прошлом со стороны российских властей, большого эффекта не достигают.

"Государство взяло и блестящим образом учредило день фашиста. Я не подозреваю идеологов этого праздника, тех, кто его придумывал, в том, что они его хотели, но это блестящие результаты деятельности в области исторической политики", - считает профессор Оксфордского университета Андрей Зорин.

О том, что все больше россиян с каждым годом узнают, какой праздник отмечается 4 ноября, констатируют социологи. С другими праздниками, например, 12 июня, когда отмечается День России, возникают проблемы: возможно потому, что, как показывает последний опрос "Левада-центра", 22% россиян считают, что независимость России "пошла во вред".

Новый праздник - День единства - появился в календаре вслед за отмененным празднованием годовщины революции: "новой России" нужны были новые символы, в качестве такового было выбрано занятие ополчением Минина и Пожарского Москвы. Одни историки негодуют: мол, дата была выбрана неправильно, стоит говорить в таком случае о 1 или 2 ноября.

"Ну, посчитали неправильно, но сама возможность неправильно посчитать, она свидетельствует о том, что дата вымышленная, её нет в исторической памяти, никому она не интересна", - говорит Зорин. Вот, например, то же 9 мая - в этот день никому не надо напоминать о том, что именно празднуется.

"9 мая при Сталине не праздновали официально, это не было официальным праздником, а люди все равно праздновали. Потом к 20-летию победы, когда в 1965 году его официализировали, то официализировали праздник, который давно существовал: люди собирались за столом, был ритуал, все знали, сколько и как и за кого надо выпить - в память об ушедших. И существовала эта мощнейшая память, и боль за поколения и память о погибших, и понимание того, что случилось", - добавляет эксперт.

Фальсификации в ущерб России

Создание новых памятных дней в календаре, открытие мемориалов и споры о том, какую историю преподавать школьникам - все это часть политики, связанной с памятью о прошлом, которая в той или иной мере реализуется везде.

"Общество всегда так или иначе занимается прошлым. Оно может заниматься прошлым, например, налагая табу на разговор об определенных моментах прошлого. Условно говоря, Испания и Гражданская война – они до сих пор об этом не разговаривают официально, у них официально нет политики памяти в этом вопросе, это такой политический пакт", - говорит доктор исторических наук Алексей Миллер.

При этом он отличает политику памяти от настойчивой идеологической работы, которая проводится под патронажем определенной политической силы.

"Историческая политика – это особый сорт политики памяти, когда она проводится в конфронтационном ключе, преследуя партийные цели, и это не диалоговый режим, а навязывание какой-то точки зрения той группы, которая контролирует дискурс или пытается его контролировать", - добавляет Миллер.

Российская власть включила историческую политику в область своих непосредственных интересов в конце 2000-х, после того как в некоторых соседних с Россией странах пришедшая к власти политическая элита стала активно вести свою политику в этой сфере, вспоминая о прошлом совсем не в том ключе, в каком хотелось официальной Москве.

Так, например, в Киеве был открыт музей советской оккупации и вновь стал активно обсуждаться вопрос о признании Голодомора геноцидом, а также уголовного суда над виновными в нем. А в Таллине бронзовую статую советскому солдату перенесли из центра города на воинское кладбище, что спровоцировало беспорядки и столкновения с полицией.

"Исторической политикой у нас занялись в основном в качестве ответной реакции на развитие исторической политики в Польше и на Украине в первую очередь, - отмечает доцент МГУ Ирина Карацуба. - Это наш ответ Чемберлену, и ответ этот идет по той же линии, что в 30-е годы отвечали. Там был такой лозунг: "Лорду – в морду", так вот у нас историческая политика по принципу "в морду", – то есть показать, что все не то, все не так".

В мае 2009 года в России была создана комиссия при президенте России по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России. Как отмечал тогдашний глава государства России Дмитрий Медведев, попытки фальсификации становятся "становятся все более жесткими, злыми, агрессивными".

"Как ни странно, среди членов комиссии очень мало историков, но зато очень много людей, которые, по-видимому, знают, как противодействовать искажению истории, таких как начальник Генерального штаба ВС России и высшие офицеры внутренних и внешних служб безопасности", - пишет Евгений Финкель в своей статье "В поисках потерянных геноцидов".

Историк Алексей Миллер подчеркивает, что намерения российских властей ясно следовали уже из самого названия новосозданного органа: "Комиссия по борьбе с фальсификациями в ущерб интересам Российской Федерации. То есть не в ущерб мы не боремся".

И добавляет: историческая политика - это когда "люди сознательно говорят: мы не истину ищем, а по поводу истории формулируем какие-то вещи, которые кажутся выгодными нашему государству, исходя из того, как мы понимаем его интересы".

В феврале 2012 года без особого шума в СМИ комиссия свое существование прекратила: особого эффекта от ее недолгого существования заметить не удалось.

"Западные коллеги меня постоянно спрашивали, действительно ли она [комиссия] что-то делает: кого-то посадили или осудили? - рассказывает доцент РГГУ Вера Дубина. - Когда её создали, было много криков. Когда её закрыли, никто даже не узнал об этом. И ощущение складывается, как от многих реформ Петра, они были объявлены, но остались на бумаге и на дальнейшую жизнь граждан не повлияли. Это такой особый вид законотворчества: он не для исполнения, а для репрезентативных функций".

Ролевые модели для школьников

Показательным для коллективной памяти о прошлом стал проект "Имя России", который в 2008 году проводился при поддержке федерального телеканала "Россия". На первом этапе пользователи Рунета должны были выбрать на сайте конкурса 50 исторических личностей из 500, предварительно названных учеными-историками, на втором - избрать из полусотни первую дюжину, на третьем - определить победителя.

В ходе голосования разразился скандал, когда выяснилось, что в опросе с большим отрывом от остальных кандидатов лидирует Иосиф Сталин. Вскоре после этого голосование было приостановлено, а счетчик обнулен, поскольку организаторы заявили, что за Сталина голосовали многочисленные спамеры.

В конце концов в голосовании победил Александр Невский, а второе и третье места заняли дореволюционный премьер Петр Столыпин и Иосиф Сталин. При этом в первой десятке самых популярных исторических деятелей оказалось лишь двое деятели культуры - Пушкин и Достоевский, и лишь один ученый - Менделеев. Все остальные были государственными деятелями или военачальниками.

Российские власти заявляют, что обществу недостает "духовных скреп", а учебники истории должны воспитывать патриотизм. Но тут встает вопрос о том, на кого молодому поколению предлагает равняться.

"В качестве ролевых моделей предлагается Суворов, Кутузов и Жуков, и Гагарин еще. В этих списках, которые получают социологи при опросах, нет ученых, нет предпринимателей", - констатирует историк Миллер.

"Вы ориентируете детей, которые читают учебник на то, что предприниматель – это не тот, кто заработал копеечку для семьи или сумел украсть от трубы, а тот кто меняет жизнь – Джобс, Касперский, условно говоря, или тот, кто больницу построил – Морозов. У вас же вот эти люди – Щукины, Морозовы, Бахрушины – они в учебниках практически отсутствуют, а если присутствуют, то только в качестве меценатов. Вот Третьяков сделал Третьяковскую галерею, а на чем он деньги заработал вам никто не скажет ... У нас в опросах общественного мнения появляется только Сахаров и то не в качестве физика, а в качестве общественного деятеля", - добавляет он.

Авторы нового стандарта, на основе которого будет написан единый учебник истории, уверены, что воспитанию патриотизма и гражданственности у школьников способствует обращение к примерам "трудовых и воинских подвигов".

Гордость за страну предлагается воспитывать на примерах массового героизма во время войн 1812 года и Великой Отечественной. Но кроме "военных побед предков" школьникам расскажут и об опыте "великого труда народа по освоению громадных пространств Евразии".

Чего точно не будет в новом учебник истории, так это упоминания о бизнесменах сегодняшнего дня - Михаиле Ходорковском и Борисе Березовском.

Профессор Андрей Зорин уверен, что проблема исторической политики в том, что новые символы не могут возникнуть, так как политическая элита не может сформулировать проект "будущей России".

"Когда в 1996 году Ельцин победил на выборах, то должна была пройти его инаугурация, и показывали интервью с главой администрации президента. Первый раз выбрали президента в независимой России. И глава администрации сказал буквально следующее, я цитирую, я запомнил это очень хорошо: инаугурация президента пройдет в соответствии с русскими национальными традициями. Какие национальные традиции? У нас инаугурация президента! Во-первых, слово ужасное и по-русски его произнести нельзя. Но ведь можно было бы сказать: вот мы начинаем совершенно новую вещь, беспрецедентную, которой никогда не было в нашей истории, это что-то хорошее, мы впервые наделяем полномочиями демократически избранного президента. Вместо этого: не приведи господь, кто-нибудь подумает, что это что-то новое!" - говорит эксперт.

По его мнению, вместе с принятием декларации о государственном суверенитете появилось нечто до этого в истории не существовавшее - Российская Федерация или Россия - страна, которой никогда не было в этих границах и с подобным политическим устройством: "Была создана новая страна, но она даже сама себе не захотела в этом признаться. Она стала придумывать себе какие-то невероятные традиции".

Для кого праздник?

В ситуации отсутствии общественного консенсуса в отношении прошлого единственным событием, которое вызывает в российском обществе, пусть не общие, но хотя бы "сопрягаемые эмоции", по выражению Алексея Миллера, стала победа в Великой Отечественной войне.

В речах российских президентов ВОВ стала единственным событием, которое они постоянно используют в качестве позитивного символа: о ней в официальных выступлениях упоминали и Борис Ельцин, и Владимир Путин, и Дмитрий Медведев.

При этом власти не ограничивались лишь словами - парадные шествия на 9 мая стали непременным атрибутом празднования. Как утверждает специалист по мемориальной политике Наталья Колягина, в середине 2000-х годов в Москве был настоящий бум установки памятников, посвященных войне.

"Тогда было ощущение, что они хотели покрыть памятниками каждый район – настолько это было избыточно: детям войны, собакам войны, фронтовым лошадям, ветеранам флота. Они пытались показать, насколько война – всеобъемлющее и всеохватывающее явление", - говорит редактор сайта "Уроки истории".

При этом эффективность такой политики опять вызывает вопросы: все памятники, которые ставятся, довольно однотипные и потому теряются в городском пространстве: не приковывают внимания прохожих, а значит не работают - не достигают своей цели.

При этом памятник сам по себе расценивается как повод заявить о чем-то и так уже бесспорном, лишний раз отметить заслуги выдающегося человека. По поводу таких памятников никогда не возникнет споров, не начнется общественная дискуссия.

"Отгремело столетие Столыпина, эта фигура стала на два года ужасно важной, потом она совершенно исчезает из упоминаний: в речах президента больше не звучит. Эта юбилейная история – это конечно же история напоказ, эта история о том, что у нас славное замечательное прошлое – тут нету вопросительно знака", - говорит Колягина.

Так, например, поводом для разговоров о недавнем прошлом мог бы стать знак в память о чеченской войне, которого в Москве нет. Она лишь упоминается в ряду других войн на мемориале в Марьино.

"Солдат там босой, он сидит, он не в форме, он не при параде. Он сидит и отложил винтовку, он устал от войн и вокруг там так организовано пространство – там на стене просто высечены войны, в которых участвовали русские солдаты: там начинается с XIX века, если не раньше, и заканчивается все чеченской войной ... И все-таки это памятникам солдатам, не жертвам среди мирного населения, не войне как таковой – то есть это не то событие [чеченская война], которое заслужило отдельный памятник, какое-то пространство для рефлексии и дискуссии. Это мог бы быть довольно интересный проект – если бы мы обсуждали памятник чеченской войне, нужен ли он нам, какой он может быть и кому он посвящен", - указывает эксперт.

И даже широкому ежегодному отмечанию Дня победы, по мнению Колягиной, не достает проработки: те, кто оказывается ответственен за проведение памятного дня, работают по принципу - сделали и забыли.

"На 9 мая в этом году прошло очень много закрытых мероприятий: мероприятия, на которые приглашаются дети, участники какого-то конкурса. На это мероприятие, кроме детей и родителей этих детей, возможно никто не попадет. Георгиевские службы, конкурсы рисунков, спортивные соревнования, конные парады – информации о них почти нет, появляется на сайтах управ. То есть это не является способом воздействия на сознание широких масс. О них почти никто не знает, и таких мероприятий проходят десятки в Москве в канун 9 мая при минимуме посетителей. Это выглядит все – для отчета. По самому способу организации никто не ставит себе цель – чтобы максимальное число людей остановилось и задумалось о чем-то. Это просто форма, в которой можно освоить какой-то бюджет", - рассказывает Колягина.

На самое массовое из мероприятий - на Поклонную гору - пришло около 400 тысяч человек.

"Внутри там не было почти ничего, если опять же говорить про идеологию, про какие-то новые послания. Там не произносились речи, не было плакатов, которые бы объясняли, чем День победы является сегодня – для современных людей. Мне кажется, у людей было ощущение, что они пришли на праздник, но он не для них", - говорит историк.

"Остывшая" память

На прошлой неделе была опубликована новая версия проекта единого учебника истории, создать который предложил Владимир Путин в феврале 2013 года. После этого среди издательств и творческих коллективов авторов будет объявлен конкурс на написание учебника. Само учебное пособие появится к 2015 году.

Относясь с пониманием к самой идее единого учебника, некоторые эксперты высказывают сомнение в том, что он нужен именно сейчас.

"В условиях полного отсутствия консенсуса, в стране, пережившей несколько революций и так далее: такого рода учебник может быть или результатом идеологического насилия одной части общества над другой, или совершенно аморфным и скучным", - полагает профессор Зорин.

Доцент МГУ Ирина Карацуба критически оценивает уже изданный стандарт: "Если попытаться выделить какие-то идеи, которых там мягко говоря – немного, то там главная идея – приоритет государства над человеком, потому что всё, что делали князья, цари, императоры, генсеки – все это там всячески оправдывается, там проводится мысль, что все это было нужно и важно. Не ставится совершенно вопрос цены, вопрос социальных, политических и культурных деформаций, получившихся в результате этой политики".

Алексей Миллер подчеркивает, что всех проблем создание одного учебника не решить, если вообще можно говорить о решении проблем, связанных с прошлым.

"Проблема может быть решена с точки зрения историка. Вот, мы хотим узнать, сколько офицеров убили в Катыни, и мы это выяснили, даже Ельцин однажды извинился, и в некотором смысле проблема решена. Но она не решена, потому что вы должны каждому новому поколению об этом рассказывать по новому", - уверен историк.

"У нас не поставлена точка. Нет официального признания репрессий, такого, которое на каждом углу можно заметить. Они [репрессии] были, никто вроде не отрицает, но давайте не будем слишком много об этом говорить", - говорит Вера Дубина, доцент РГГУ и руководитель программы "Public History" в Московской высшей школе социально-экономических наук.

Именно этот довод чаще всего приводят в спорах с Россией о прошлом политики сопредельных государств. В 2008-м году эстонский политик Юри Луйка в своей статье об "уроках прошлого" в журнале Diplomaatia потребовал, чтобы травматические стороны прошлого постоянно обсуждались в публичной сфере.

"Вокруг коммунистического режима постепенно стала возникать некая романтическая аура, и молодые люди не видят проблемы в том, чтобы носить футболку с Че Геварой или куртку с принтом "СССР", - констатировал Луйку.

"Я, например, против того, чтобы Ленина из Мавзолея выносили, - говорит профессор Андрей Зорин. - Во-первых, это исторический памятник, взять его разрушить - это акт вандализма, как выкидывать мумий из пирамид. Можно экскурсии устраивать и рассказывать, какие странные обряды были у наших предков: они покойника мумифицировали и ходили, ему поклонялись. Это уникальная штука, нигде в мире такого странного культа нет. Это наша история. Лучше – не трогать, поменьше взрывать, переносить, закапывать, переменять, реформировать. Как можно сократить объем этой бессмысленной деятельности по переворачиванию и переворашиванию собственной истории".

По его мнению, некоторые проблемы прошлого нужно оставить в покое до тех пор, пока память о них не "остынет": перестанет быть непосредственно переживаемой, не будет вызывать горячих споров. Для иных событий может потребоваться не меньше 100 лет.