А. Брилья-Саварен «Физиология вкуса»[31]
А. Брилья-Саварен «Физиология вкуса»[31]
Большой популярностью пользовалась в прошлом веке книга «Физиология вкуса».
Ансельм Брилья-Саварен, родившийся в 1755 г. во Франции, отнюдь не был ни врачом, ни кулинаром, а судьей. Я бы отнес его сочинение к жанру «кулинарной беллетристики».
Эта книга – своего рода «деликатес» в обширной литературе, посвященной вопросам питания и кулинарии.
Приведем несколько афоризмов автора.
«Мир ничто без жизни, а все, что живет, питается».
«Животные жрут, человек ест; только образованный человек ест сознательно».
«Судьба наций зависит от способа их питания».
«Так как Творец поставил человеку в обязанность есть, чтобы жить, то зовет его к пище аппетитом и награждает его наслаждением».
«Гастрономия есть проявление нашей способности судить, почему мы даем предпочтение приятным на вкус веществам пред теми, которые не имеют этого свойства».
«Наслаждение столом принадлежит всем возрастам, всем состояниям, всем странам и всем временам; оно мирится со всеми другими наслаждениями и остается до конца, чтобы утешать нас в потере остальных».
«Стол есть единственное место, где не скучно в течение первых часов».
«Открытие нового блюда важнее для счастья человечества, чем открытие нового светила».
«Обжоры и пьяницы не знают, что значит есть и пить».
«Порядок кушаний идет от тяжелых к легким». «Порядок напитков идет от легких к тяжелым».
«Утверждать, что не должно переменять вино, – ересь. После трех стаканов вкус притупляется и самое лучшее вино не пробудит уже его».
«Десерт без сыра – красавица без глаз».
«Поваром можно сделаться, но, чтобы искусно жарить, надо родиться».
«Аккуратность – необходимое свойство повара, но должна быть присуща и гостям».
«Ждать отсутствующего гостя долго – значит, оскорблять уже присутствующих гостей».
«Кто принимает друзей, не заботясь сам о приготовляемом для них угощении, тот не достоин иметь друзей».
«Хозяйка прежде всего должна увериться, хорош ли будет кофе, а хозяин – вино».
Позволим себе позабавить уважаемого читателя, процитировав одну из страниц книги Брилья-Саварена, озаглавленную «О эротических свойствах трюфелей».
«Римляне знали трюфели. Трюфели, которыми они наслаждались, приходили из Греции, Африки и именно из Ливии. Внутри они были белы и красноваты. Преимущественно искали трюфелей ливийских за их тонкий вкус и запах. Возрождение трюфелей относится почти к нашему времени, ибо я читал много старинных сочинений, где нет о них и речи. Можно даже сказать, что то поколение, которое уже вымирает в момент, когда я пишу (1825 г.), было свидетелем этого возрождения…
Слава трюфелей возросла до высшей степени. Не смеют сознаться, что были на таком торжественном обеде, где не было ни одного блюда с трюфелями. Как бы ни была хороша закуска, но она рекомендует себя дурно, если не гарнирована трюфелями. У кого не текут слюнки, когда он слышит о трюфелях провансальских? Хозяйка дома обыкновенно сама заботится о приготовлении трюфелей, короче – трюфель есть бриллиант кухни.
Я искал основания для такого предпочтения, так как мне казалось, что многие другие предметы имеют право на такой же почет, и я нашел это основание в общем убеждении, что трюфели располагают к любви… Это открытие побудило меня исследовать, действительно ли существует это свойство и основательно ли общее мнение о нем.
Такое исследование, конечно, щекотливо и может подать повод к насмешкам; но для чистого все чисто, и каждая истина составляет драгоценное открытие.
Сначала я обратился к дамам, ибо они обладают верным взглядом и тонким тактом; но я скоро нашел, что мне надо бы производить это исследование 40 годами ранее, ибо я получал насмешливые и уклончивые ответы. Одна только дама была откровенна, и я приведу здесь ее слова; это женщина остроумная без притязаний, добродетельная, без жеманства, для которой любовь не более как приятное воспоминание.
«В те времена, когда еще ужинали, – отвечала она мне, – я ужинала однажды с моим мужем и одним нашим другом; это был милый юноша, довольно неглупый; он часто ходил ко мне, но никогда не сказал ни одного такого слова, по чему бы я могла подозревать влюбленного.
Если он и ухаживал за мной, то делал это так скромно, что только дура могла бы на него рассердиться. На этот раз ему пришлось остаться со мной одному, так как мужа отозвали по делам, и он скоро нас оставил. Наш обыкновенный, очень простой ужин имел основанием на этот раз великолепного индюка с трюфелями, которого прислал нам президент правления Периго. Так как это был подарок – и от такого лица, то вы, конечно, понимаете, что он был превосходен. Трюфели были отличные…» Здесь прервем рассказ собеседницы Брилья-Саварена, скажем лишь, что после рассказа этой дамы, а также многих других знакомых – как женщин, так и мужчин, автор приходит к выводу: «Трюфели не составляют безусловно любовного средства, но они могут, при известных условиях, сделать податливее женщин и любезнее мужчин».
Брилья-Саварен дает следующее определение слову «гастрономия»: «Мы определимся и условимся. Гастрономия есть страстное, обдуманное влечение к предметам, нравящимся вкусу. Гастрономия враг всех излишеств; кто напивается или объедается, тот вычеркивается из ее списков. Гастрономия обнимает еще охоту к лакомствам, которая тоже есть пристрастие к легким, приятного вкуса вещам, как конфеты, пирожки и пр. С какой точки зрения ни будем рассматривать гастрономию, она заслуживает всегда только похвалы и одобрения».
В главе «Гастрономы» читаем: «Не всякий, кто пожелает, может быть гастрономом»…
О Наполеоне: он был очень нерегулярен в своих обедах, ел скоро и дурно; но и здесь, как и везде, он выказывал свою беспредельную волю. Как только он чувствовал аппетит, его должны были немедленно удовлетворить. Его походная кухня была так устроена, что во всяком месте и во всякое время могла немедленно предоставить ему по первому приказанию дичь, котлеты и кофе.
В главе о действии кофе читаем: «Вольтер и Бюффон пили много кофе; может быть, они этому напитку обязаны: один удивительной ясностью, которая господствует в его сочинениях, другой вдохновенной гармонией, которую находят в его стиле».
Содержание >
Михаэль Платен «Новый способ лечения»
Книга с 1896 по 1901 г. выдержала в Германии 38 изданий. В России – была издана в 1900 – 1902 гг. под редакцией доктора медицины А. П. Зеленкова, председателя С.-Петербургского вегетарианского общества. В 1994 г. переиздана в Москве издательством «Пресса» под заглавием «Лечение целебными силами природы».
В главе «Что мы должны есть» Платен выступает как сторонник диет с вегетарианской направленностью: «Если ты привык к мясу, то ешь его в умеренном количестве и питайся главным образом растительной пищей, смотря на мясо только как на добавление». Среди пищевых продуктов, по Платену, важное место должны занимать яйца, молоко, масло, сыр. Платен рекомендует широко использовать в питании бобовые растения – горох, чечевицу, бобы, «хлебные растения»: рожь, пшеницу, рис, овес, ячмень, маис, подчеркивает пользу отрубяного хлеба, рекомендует пшено, манную крупу, гречневую крупу, саго. Прекрасной и здоровой пищей называет Платен разнообразные овощи, плоды, ягоды.
Автор отдает предпочтение «стакану хорошей ключевой или источниковой воды»; чай и кофе, «возбуждающие и раздражающие», по Платену, средства.
Он считает: «Для людей здоровых, не производящих особенно большой физической работы, а более занятых умственным трудом, вполне достаточно есть три раза в день».
Содержание >
А. С. Пушкин «Гастрономические сентенции»
Именно так озаглавлен один из разделов записных книжек поэта.
Пушкин был признанным знатоком кулинарных премудростей и тонкостей современной кухни. В его библиотеке представлена и литература по кулинарии.
Итак, записные книжки:
«Не откладывай до ужина того, что можешь съесть за обедом».
«Желудок просвещенного человека имеет лучшие качества доброго сердца: чувствительность и благодарность» (современные авторы спорят: то ли это слова самого Александра Сергеевича, то ли перевод из известной книги французского кулинара; думаю, это не имеет особого значения).
А вот как описано посещение Онегиным ресторана:
Вошел: и пробка в потолок,
Вина кометы брызнул ток,
Пред ним roast-beef окровавленный.
И трюфли, роскошь юных лет,
Французской кухни лучший цвет,
И Страсбурга пирог нетленный
Меж сыром лимбургским живым
И ананасом золотым.
Конечно же, эти строки могли выйти только из-под пера человека, умеющего ценить радости хорошего стола.
Содержание >
Немного истории. Что ели в прошлом в разных частях земного шара?[32]
Арктические страны
«Эскимосы должны быть признаны народом, питающимся главным образом животною пищею, которая и состоит у них из мяса оленя, мускусного быка, кита, тюленя, птиц и лосося. Впрочем, они готовы есть всевозможную животную пищу и очень любят жир и костный мозг.
Наши путешествия убедили нас в рациональности аппетита эскимосов; и в настоящее время между нами очень мало, кто не наслаждается кусочком сырой ворвани[33] или замороженного китового мяса. Печень кита составляет, если ее есть с небольшими кусками ее же жира, действительно замечательно лакомое блюдо. Огонь уничтожил бы тот замечательный вкус, так сказать, жизненности, которым отличаются соки сырой печени. Жареная свинина, описанная Карлом Лембом, ничто в сравнении с этим блюдом. Я удивляюсь, что у нас в Англии не употребляют в пищу сырой говядины. Если ее освободить от наружных волокон, то она не может трудно перевариваться и должна легко разжевываться. Если ее приготовить с кислотами и приправами, то говядина в сыром виде должна доставлять такой салат, которым поневоле должны наслаждаться все, кто обладает развитым вкусом, не говоря уже о том, что по своим теплообразовательным и противоцинготным свойствам сырая говядина превосходит всякую другую пищу…»
Гренландия
«Любимым блюдом гренландцев служит мясо северного оленя, но, так как эти животные в настоящее время стали чрезвычайно редки и так как каждая партия охотников очень быстро съедает их несколько штук, то постоянную пищу гренландцы принуждены добывать себе из моря, и она состоит из тюленей, рыб и морской птицы. Зайцы и куропатки в качестве пищи пользуются не особым уважением. Голова и плавники тюленя сохраняются под травою летом, а зимою зачастую зарывается в снег целый тюлень. Мясо, наполовину замороженное, наполовину загнившее, составляет для гренландца большое лакомство. Ребра сушатся на воздухе и сохраняются. Оставшиеся части тюленей так же, как птиц и небольших рыб, тоже употребляются в пишу; для этого их усердно варят или тушат с небольшим количеством морской воды. Как только гренландцы поймают тюленя, они тотчас же закрывают рану для того, чтобы устранить потерю крови, которая скатывается в шары подобно мясной начинке для колбас…»
Исландия
«Исландцы употребляют почти исключительно только животную пишу, которая и состоит главным образом из рыбы в свежем или сушеном виде. Во время лета они имеют, кроме того, молоко и масло в довольно большом обилии; но хлеб и другая растительная пища встречаются лишь в скудном количестве, а между бедными классами населения почти вовсе не употребляются… Вследствие всех этих условий жизни исландцев между ними очень часто встречаются накожные болезни, которые развиваются вследствие худосочного состояния организма и появляются в наиболее упорных формах. Цинга и проказа принадлежат к обычным явлениям на острове и особенно часто наблюдаются на западном берегу, на котором жители главным образом должны кормиться рыболовством, так как пастбища на этом берегу значительно менее плодородны и занимают меньшее пространство… Цинга появляется между ними особенно часто в то время, когда население страдает от недостатка пищи или когда снег и мороз зимы внезапно сменяют сырую осеннюю погоду. Для излечения цинги исландцы пользуются растительною диетой, конечно, только в таких размерах, в каких она им доступна; у них нет никаких плодов, но они пользуются против цинги с некоторым успехом некоторыми растениями, например ягодами и верхушками можжевельника…»
Сибирь
(Нижняя Колыма)
«…Одна из женщин приготовляет скудный обед или ужин, который обыкновенно состоит из рыбы или мяса северного оленя, вареного или поджаренного в рыбьем жире. В качестве особого лакомства они пекут лепешки из икры… Хлеб встречается лишь крайне редко. Из муки, которая так дорога, что ее покупать могут только богачи, приготовляется напиток, называемый «сатуран»…»
Якутия
«Пища состоит из кислого коровьего или кобыльего молока, из свеклы и конины. Они варят мясо, но никогда не жарят его и не запекают; хлеб же им совершенно неизвестен. Лучшим лакомством для них служит жир. Они едят его во всевозможных видах: сырой, растопленный, свежий и попортившийся. В общем, они отдают преимущество количеству перед качеством пищи. Они скоблят внутреннюю кору лиственницы, а иногда и сосны и смешивают полученную массу с рыбой, с небольшим количеством муки и с молоком, но преимущественно с жиром, и приготовляют из этого род похлебки, которую они съедают в больших количествах. Из коровьего молока они приготовляют то, что называется якутским маслом. Это последнее скорее походит на сыр или творог и отличается кисловатым вкусом. Оно не особенно жирно и составляет, само по себе, очень приятный предмет пищи…»
Северная Америка
(индейцы)
«Мясо буйвола составляет главную пищу в этой стране (Верхний Миссури, деревня Мандан), и только в редких случаях она оказывается недостаточною; вообще же буйволовое мясо всегда имеется в обилии и составляет здоровую пишу. В этих западных местностях, судя по довольно верному вычислению, тысяч 250 индейцев питаются в течение круглого года почти исключительно мясом буйволов…»
Мексика
«Индейцы Новой Испании, по крайней мере те, которые находятся в подданстве европейцев, доживают большею частью до довольно глубокой старости. Будучи мирными земледельцами, живущими по деревням, они не подвергаются таким случайностям, как охотники и воины, ведущие блуждающую жизнь по берегам Миссисипи и в саванах Рио Джила. При их привычке к однообразной пище, состоящей почти исключительно из растительных предметов, а именно из маиса и хлебных зерен, индейцы несомненно должны бы были отличаться замечательною продолжительностью жизни, если бы они не предавались пьянству. В качестве опьяняющего напитка они употребляют ром; кроме того, приготовляют ферментированные напитки из маиса… наконец, пользуются, конечно, также и местным вином, которое приготовляется из сока столетнего алоэ. Этот напиток должен быть признан питательным, потому что содержит неразложившийся сахар. Многие индейцы, привыкшие постоянно пить этот напиток (называемый «пульк»), съедают в течение продолжительного времени лишь крайне незначительные количества твердой пищи. Пульк при умеренном употреблении должен быть признан за крайне здоровый напиток, потому что, укрепляя желудок, он содействует его пищеварительной деятельности…»
Австралия
(туземцы)
«Пища их состоит из рыбы, когда они находятся на берегу, но при жизни в лесах они питаются опоссумами, лысухами и вообще всяким животным, которое им удается поймать, а также и насекомыми, которых они находят в загнивших деревьях. Иногда им удается заколоть кенгуру. Как рыб, так и животных они жарят на угольях в том виде, в каком поймали их, т.е. вместе со шкурою и т.д. Когда животное почти совершенно уже прожарено, они разделяют его между собою, разрывая его зубами и пальцами, и, за исключением костей, пожирают все, даже внутренности… Среди почти безграничного перечня съедобных предметов, употребляемых в пищу туземцами Австралии, следующие могут считаться наиболее важными: все морские и пресноводные рыбы и черепокожные животные, причем необходимо заметить, что в больших реках Австралии встречается подобных животных многое множество и притом крайне многочисленных видов; пресноводные черепахи, лягушки различных видов; крысы и мыши; ящерицы и большинство змей и пресмыкающихся; куколки всевозможных родов; несколько разновидностей мотыльков; грибы и всевозможные корни; листья и верхушки самых разнообразных растений; различные виды плодов и ягод; кора и корни различных деревьев и кустарников; семена стручковых растений; камедь из различных видов акаций; различные виды манны; мед туземной пчелы; личинки насекомых; белые муравьи; яйца птиц, черепах и ящериц; многие виды кенгуру, опоссумы, тихоходы; утки, гуси, полевые чирки, какаду и другие попугаи; дикие собаки, вомбаты; дикая индейка, лебедь, пеликан и бесконечное число водяной дичи и всевозможных птиц…»
Новая Зеландия
«Рыба составляет главную пищу туземцев; и потому племена, живущие внутри страны, часто подвергаются опасности умереть с голоду. Страна эта не производит ни овец, ни коз, ни свиней, ни рогатого скота; у них нет также и домашней птицы. Из овощей употребляются в пищу папоротник, ямс и картофель. Кроме того, они употребляют в пищу также собак…
…Корни папоротника служат для туземцев Новой Зеландии тем же, чем хлеб для европейцев. Птицы, которые иногда доставляют им праздничную пищу, состоят главным образом из пингвинов и альбатросов…»
Острова Фиджи
«Все то, что путешественники рассказывали о кокосовом дереве, оказалось совершенно справедливым, с тою только разницею, что польза этого дерева, по моему мнению, не только не была преувеличена прежними путешественниками, но, напротив того, даже недостаточно освещена. Туземец имеет полное право прежде всего спрашивать о других странах, имеются ли в них кокосовые орехи, потому что если они имеются, то он может быть убежден, что все его потребности в обилии найдут себе удовлетворение…»
Китай
«Китайцы не имеют никакого предубеждения против какой бы то ни было пищи. Они едят все, что может питать. Собаки, крысы, мыши, обезьяны, змеи, морские ежи, гнилые яйца, невылупившиеся утки и цыплята, – все это служит пищей. Как в еде, так и в питье, китайцы отличаются умеренностью и довольствуются двукратною едою в день. Утром, приблизительно в 10 ч, китайцы едят свой утренний рис, а около 5 ч пополудни вечерний рис. Единственное отвращение, которое я заметил в китайцах, было по отношению к молоку; я никогда не видал и не слыхал о масле, сливках, молоке или сыворотке, как о составной части китайского стола… Пища китайских работников отличается своею простотою и состоит из риса, овощей и небольшого количества животной пищи, например рыбы или свинины. Впрочем, самый бедный класс в Китае, по-видимому, обладает в приготовлении своей пищи значительно большим искусством, чем подобные же классы у нас в Англии. Из только что перечисленных мною простых веществ китайские работники нашли возможным приготовлять целый ряд крайне вкусных блюд, из которых и состоят их завтраки и обеды…»
Япония
«Япония по разнообразию тех предметов пищи, которые сама природа заготовила для людей на ее островах и в окружающем их море, может смело тягаться с большинством остальных стран. Рис, который в Японии отличается своею ослепительною белизною и прекрасным вкусом, заменяет японцам хлеб, и они едят его вареным одновременно со всевозможною другою пищей. Суп, приготовляемый из мизо, рыбы и лука, употребляется народом зачастую три раза в день, т.е. при каждой их еде. Мизо очень походит на чечевицу и состоит из небольших бобов. Кроме того, рыба составляет также одно из наиболее обыкновенных блюд японца и подается, как вареная, так и жареная в масле. Далее, в большом количестве употребляются в пищу различные птицы, которые, как дикие, так и ручные, отличаются в Японии разнообразием видов. Наконец, в пищу идет также и мясо китов, которое, хотя и грубо, но в некоторых местностях, особенно между бедным классом населения, служит обыкновенною пищею. При приготовлении своей пищи японцы употребляют различные жидкие масла. Кроме того, в состав их блюд входят большое количество грибов, морковь и различные виды клубнистых корней и бобов. Далее в пищу употребляются различные устрицы и другие черепокожные животные, но всегда в вареном или тушеном виде; точно также употребляются морские и другие раки…»
Индия
«Уже в самой глубокой древности рис составлял общую пищу населения Индии; то же самое положение он сохранил и до настоящего времени во всех жарких местностях Азии. Впрочем, на юге Индостана рис употребляется теперь в менее обширных размерах, чем прежде, и заменяется зачастую другим зерном, называемым «раги»…»
Цейлон
«Обыкновенная пища жителей отличается крайнею скудностью: рис, соль, служащая главной приправой на востоке, несколько овощей, приправленных лимонным соком и перцем, – вот тот материал, который, по их мнению, требуется для того, чтобы пообедать вплотную. Говядина запрещена и считается чем-то отвратительным. Мясо вообще имеется лишь в скудном количестве; рыба тоже не всегда находится в обилии, в случаях же, когда она имеется, туземцы предпочитают все же продавать ее европейцам, чем самим употреблять ее в пищу. Вообще считается необходимым довольствоваться по возможности скудною пищею; чем меньше количество потребляемой данным человеком пищи, чем проще она и чем ближе граничит с полным голодом, тем большим уважением он пользуется… Класс Хондрю позволяет себе несколько большую роскошь и употребляет в пищу 5 или 6 различных пищевых предметов, в состав которых входят, между прочим, также мясо и рыба; большинство же состоит из растительных блюд. Главная пища их состоит из риса, и все остальные блюда употребляются только в качестве приправы… Почти необозримые кокосовые леса на Цейлоне доставляют туземцам один из наиболее важных способов для поддержания жизни…»
Египет
«Говядина и гуси составляли главную животную пищу по всему Египту. Жители современного Египта продолжают сознавать всю пользу пищи, состоящей из стручковых плодов. В жарком климате подобная пища значительно более содействует здоровью, чем постоянное употребление мяса, которое в Египте употребляется главным образом для того, чтобы придать овощам, вареным с ним, известный вкус». Низшие классы населения питаются главным образом овощами, между которыми всего более употребляется в пищу чечевица…
Сахара
«Финики не только составляют главную растительность феззанских оазисов, но и главную пищу их населения. Все питаются финиками – мужчины, женщины, дети, лошади, ослы, верблюды, овцы, домашние птицы и собаки…»
Содержание >
Режим при хронических болезнях сердца, сосудов, при кровоизлияниях
(Из книги «Здоровый стол», ред. П. Кащенко, Спб., 1910)
Болезни сердца
По Юшару[34], изменения артериального давления играют главную роль в болезнях сердца.
Этот ученый разделяет болезни сердца на две категории: одна характеризуется постоянной и прогрессивной тенденцией к понижению артериального давления; другая же, особенно в начале, сопровождается высоким давлением крови в артериях. Частый и слабый пульс, расстройство компенсации сердца с его спутниками: одышкой, синюхой, отеками, обмороками и пр. – суть внешнего проявления заболеваний сердца первой категории.
Это состояние наблюдается в известном периоде заразных болезней: при тифе, крупозном воспалении легких, воспалении мозговых оболочек, при тяжелых сыпных болезнях, гриппе, туберкулезе, отравлениях (нитроглицерином, опием и т.п.) в состоянии агонии и т.д.
В этих случаях уместен, так сказать, возбуждающий режим: вино в достаточном количестве, не очень крепкий бульон, кофе и кофеин, чай, шоколад, ароматические приправы и т.п.
Если есть опасность жирового перерождения сердца, то нужно воздержаться от употребления жирных или слишком крахмалистых продуктов; если появились отеки, то надо избегать соленой пищи и даже совсем не употреблять поваренной соли, но надо заметить, что в некоторых случаях расстройства компенсации сердца полное лишение соли переносится плохо, поэтому можно прибегать лишь к уменьшению ее количества. При слабом артериальном давлении почечная фильтрация идет всегда плохо, стало быть, азотистое белковое питание, в особенности мясное, должно быть, насколько возможно, уменьшено. Нужно также ограничить количество питья.
При болезненных состояниях сердца 2-й категории, т.е. связанных с повышенным артериальным давлением, как-то: склероз и гипертрофия сердца, склероз кровеносных сосудов, изменения сердца при ревматизме, подагре, диабете, болезнь мышц сердца (миокардит), грудная жаба, упадок деятельности почек, печени и т.д. – режим не просто очень сильно влияет на ход болезни, как это ясно установлено Юшаром, но именно в погрешностях питания, нерациональном режиме нужно в большинстве случаев искать действительную причину, первоначальную основу заболеваний сердца и неправильностей артериального кровообращения. Следовательно, воздействуя на режим, можно надеяться остановить или ослабить развитие болезненных изменений.
Что касается неправильностей пищевого режима и вообще нарушений правил гигиены, то наиболее частыми причинами указанного заболевания сердца являются алкоголизм, злоупотребление табаком, привычка есть чрезмерно много, и в особенности мясной пищи. Физическое или умственное переутомление, ослабляя нормальную интенсивность процессов питания, также становится причиной заболеваний сердца.
Исходя из этого, вполне можно определять режим людей, предрасположенных к болезням сердца с повышенным давлением, или больных, уже страдающих ими. Их пища должна состоять из веществ, которые при своем физиологическом превращении в организме дают минимум продуктов белкового распада, столь вредно влияющих и загромождающих сосуды, печень и почки. Следует исключить также вещества, повышающие кислотность крови и желудочного сока. Наиболее удовлетворяет этим условиям молочная каша. Но так как исключительно молочное питание имеет и большие недостатки, то рекомендуется смешанное молочное питание с добавлением к молоку сахара, вареных или сырых овощей, творога, сыров, кефира, яиц, круп, небольшого количества мяса, а также, по необходимости, вина, коньяка, рома. При смешанном режиме вполне хватит 1,5 л молока вместо 3 – 4 л в сутки, которые полагаются больному, находящемуся на исключительно молочном режиме. А уменьшение количества вводимой жидкости имеет в данном случае чрезвычайно важное значение, поскольку при этом не повышается кровяное давление в сосудах и облегчается работа сердца и почек. Кроме молока, как уже сказано выше, можно давать мясо или пресноводную нежирную рыбу, непременно вареную (при варке исчезают, переходя в воду, многие ароматические и экстрактивные вещества, которые при данном заболевании могут повредить больному).
К мясу или рыбе можно подавать овощи с каким-либо простым соусом без пряностей, жира и приправ. Разрешаются вареная ветчина, яйца, сливочное масло, свежие сыры, пюре из овощей и злаков, каши, картофель, фрукты. Запрещаются капуста, репа, грибы, земляника, клубника, сельдерей, закуски, все соленое и острое, кофе, чай, шоколад, вина, ликеры, пряности, слишком горячие супы, крепкие бульоны, консоме, дичь, моллюски, фритюры, острые сыры, обильное питье. Но при ослаблении сердца иногда нужно прибегнуть к возбуждающей пище: кофе, чаю, вину, жаренному на решетке мясу и т.п.
При грудной жабе нервного или рефлекторного происхождения мясо скорее полезно, чем вредно, нужно только не злоупотреблять им. Кроме того, следует избегать очень возбуждающей пищи: пряности, кофе, чай, шоколад, соленое, острое, вино, ликеры. Не рекомендуется также ужинать на ночь.
Если при высоком артериальном давлении наблюдается покраснение лица, если сердце увеличено в объеме, пульс твердый и полный, есть перебои, приливы крови к голове, ясно выраженные признаки атеросклероза и т.п., то необходимо ограниченное питание. Особенно это касается белковых веществ. Следует исключить из употребления все приправы, возбуждающие аппетит и обмен веществ, вино, кофе, пряности и т.п., одним словом, неуклонно следовать предписаниям, изложенным выше для режима при высоком кровяном давлении. Очень полезны в этих случаях легкие слабительные, а также сыворотка и простокваша.
Склероз сосудов
Отложение в стенках кровеносных сосудов (по преимуществу артерий) солей известковых, фосфорных или мочевых, которые загромождают мягкие и эластичные ткани стенок и делают их твердыми и неуступчивыми, – результат внутреннего питания стенок сосудов. Часто встречается у больных подагрой, ревматизмом, полнокровных, у многих страдающих сердечными болезнями, алкоголизмом, в особенности у людей, злоупотребляющих пивом, у любителей поесть и главным образом у любителей мяса и т.п. При этом заболевании нужно избегать, с одной стороны, всего того, что производит в организме ядовитые продукты разложения белков (мочевую кислоту, ксантин, адеин и т.п.), с другой – всего, что может задержать процессы клеточного обмена (пряности, вино, пиво, алкоголь). Нужно также избегать известковых вод.
Кровоизлияния
При кровоизлияниях всякого рода нужно ограничить пищу и следовать вышеуказанным для атеросклероза и полнокровия правилам. Избегать слишком горячих напитков и супов, студня, раздражающих приправ, всяких возбудителей сердца, кофе, чая, шоколада, газированных вод, обильного питья. При кишечных кровотечениях следует выдерживать больного на снятом молоке (лучше клистиры), легких супах, пюре из овощей, рисе, ячмене, а в тяжелых случаях прибегать к впрыскиваниям искусственной сыворотки и кормить больного через прямую кишку (клистирами), как при изъязвлении желудка, о чем уже было сказано выше.
Содержание >
Из книги Айзека Азимова «Язык науки»
Холестерин
В 1769 г. французский химик Пулетье де ла Саль, исследовавший желчные камни, получил из них плотное белое вещество, которое обладало свойствами жиров. Значительно позже, в 1815 г., другой французский химик, Мишель Э. Шеврель, также выделил это вещество, счел его жиром и назвал холестерином (от греч. «chole» – «желчь» и «stereos» – «твердый»).
В свое время химики использовали суффикс «-ин» для обозначения всех органических веществ, которые находили в организме. Но по мере накопления знаний о химическом строении таких веществ суффиксом «-ин» начали обозначать соединения, содержащие в своей молекуле азот. Однако вскоре оказалось, что холестерин азота не содержит, но имеет в своем составе гидроксильную группу. Это доказал в 1859 г. еще один французский химик – Пьер Э. Бертло. Таким образом, холестерин оказался алкоголем, а название его свидетельствует о том, что в нем якобы есть азот. Химические названия алкоголей содержали суффикс «-ол», поэтому в 1900 г. холестерин переименовали в холестерол[35].
Постепенно о химической структуре этого вещества накапливалось все больше сведений. К 1910 г. стало ясно, что углеродные атомы в молекуле соединения образуют ряд связанных друг с другом колец, к которым присоединяются еще боковые цепочки других углеродных атомов. Стали известны и другие вещества с такой же многокольцевой системой, но с большими отличительными деталями в строении боковых цепочек. И к 1911 г. такие соединения получили общее название стеролов, хотя только в 30-е гг. XX столетия были уточнены последние детали их строения (в отечественной химической литературе эти циклические спирты называют также стеринами).
Витамины
К началу XX в. стало очевидным, что некоторые заболевания связаны с питанием. Почти весь предыдущий век ушел на поиски средства, которое позволило бы бороться с цингой.
После того как в 1878 г. на японском военно-морском флоте в рацион матросов вместо белого полированного риса ввели неочищенный рис, число заболеваний бери-бери резко пошло на убыль. Русский биохимик Николай Иванович Лунин в опытах на крысах в 1881 г. показал, что если животным скармливать очищенные углеводы, жиры и белки, то крысы погибают. Спасало их лишь добавление в рацион небольшого количества молока. Отсюда Лунин заключил, что в молоке содержатся вещества, необходимые для жизни.
В 1901 г. голландский биохимик Г. Грийнс предположил, что цингу и бери-бери вызывает недостаток каких-то веществ, которые требуются организму человека и животных в ничтожных количествах и поступают в него с такими продуктами, как молоко и фрукты, рисовая шелуха и овощи.
В 1912 г. польский биохимик Каземеж Функ выделил из рисовых отрубей вещество, которое предупреждало бери-бери; оказалось, что оно принадлежит к аминам. Ошибочно полагая, что вся группа жизненно важных веществ имеет аминную природу, он предложил для них название витамины. По-латыни «вита» (vita) означает «жизнь». Поэтому дословное значение названия «витамины» – «амины жизни». Довольно скоро выяснилось, что витамины не всегда имеют аминную природу, но к тому времени термин прочно утвердился и вошел в жизнь.
Вскоре обнаружилось, что витамины как минимум двух видов: одни из них хорошо растворялись в воде, а другие – в жирах и маслах. Американский биохимик Элмер Макколэм в 1915 г. назвал жирорастворимый витамин буквой А, а водорастворимый – В. К 1920 г. в научной литературе название витаминов А и В стали уже общепринятыми. И только в последующие годы было доказано, что витамин В представляет собой смесь совершенно различных соединений, которые стали известны как витамин B1, витамин B2 и т.д. вплоть до витамина B12. Были выделены и другие витаминные группы В, но на этом их буквенное обозначение закончилось.
Аскорбиновая кислота
До недавних времен цинга была бичом человечества. Она давала знать о себе общей слабостью и болью в мышцах, затем начинали опухать и кровоточить десны. В конечном итоге выпадали зубы, кровотечения не останавливались и наступала смерть. Сегодня, оглядываясь на прошлое с высоты наших нынешних знаний, нам кажется, что люди должны были бы гораздо раньше заметить связь этого заболевания с питанием. Ведь особенно часто оно возникало в тех случаях, когда пища людей не содержала свежих фруктов и овощей – в длительных морских путешествиях, в осажденных городах, тюрьмах и богадельнях.
Однако даже в этих условиях люди не заболевали, если в их рацион входили фруктовые соки. В 1795 г. после нескольких десятков лет разного рода экспериментов на британском флоте матросам ежедневно начали давать лимонный сок. Для предупреждения цинги годятся соки и других цитрусовых, а также томатный сок, свежие овощи.
К 1907 г. в печати появились первые предположения биохимиков о том, что в фруктах и овощах содержится особое химическое вещество, необходимое организму, и что цинга является следствием его недостаточности. Примерно в то же время внимание специалистов привлекли и другие нужные организму вещества, которые получили название витаминов. Гипотетическое противоцинготное вещество было названо антискорбутовым (от греч. «anti» – «противо» и «scorbutus» – «цинга»; происхождение этого слова неясно) или витамином С (буквы А и В были уже заняты).
В 1928 г. венгерский биохимик Альберт Сент-Дьери выделил вещество, которое, как доказал в 1932 г. американский ученый Чарлз Кинг, было необходимо организму для предупреждения цинги. Он назвал это вещество аскорбиновой кислотой (от греч. приставки «а-», – «отрицание» и «scorbutus» – «цинга»; т.е. буквально «кислота от цинги»).
Вообще-то врачи против того, чтобы в названии лекарства содержалось название заболевания, поскольку это может стимулировать самолечение. Поэтому было предложено даже название «цевитаминная кислота», но оно не закрепилось.
Кофеин
В Эфиопии есть дерево, семена которого, если их поджарить, перемолоть и растворить в кипящей воде, создают ни с чем не сравнимый аромат популярного во всех странах напитка. Согласно одной из распространенных версий, название кофе происходит от имени провинции этой страны – Кафы, где издавна растут эти деревья.
Напиток быстро завоевал популярность в Аравии. Религия арабов, ислам, запрещает алкоголь, поэтому так по вкусу пришелся там эфиопский напиток, который не опьянял, но в то же время достаточно бодрил. Согласно еще одной версии, название кофе происходит от арабского слова «к?ва» (gahwa), что означает и «вино», и «кофе».
В начале XVII в. кофе распространился и в Европе, куда его завезли арабские купцы. Появились французское слово «кафе» и английское «кофе». Небольшие заведения, которые специализировались на продаже кофе, а также других напитков и закусок, перехватываемых на бегу, стали очень популярны во всем мире под названиями «кафе», «кафетерий», «кофик», «кофейня».
В 1820 г. немецкий химик Ф. Рунге выделил из семян кофе (так называемых кофейных бобов) алкалоид, от которого и зависело возбуждающе действие кофе. Вполне естественно, что он назвал его кофеином.
Китайцы же заваривали кипятком листья кустарника, который они назвали «ч’а» или «тзе», «те» (в зависимости от диалекта). Напиток этот также пришел в Европу, но позже, чем кофе. Однако это не помешало ему одержать победу и практически полностью надолго вытеснить кофе. Китайский напиток по-русски звучит «чай», по-немецки – «тее» (tee), по-французски – «те» (th?) и по-английски – «тиа» (tea). Чайные листья тоже содержат кофеин, но когда его впервые выделили из них, то посчитали, что это другое вещество, и назвали теином (theine).
Кофеин находят также в семенах бразильского кустарника гуараньи, из которого тоже готовят стимулирующий напиток. Вполне естественно, что кофеин, получаемый из листьев этого кустарника, называется гуаранином.
Содержание >
Как вести себя за столом
(Из книги «Правила светской жизни и этикета. Хороший тон». С.-Петербург, 1889)
• За стол должно садиться не иначе как с безукоризненно вымытыми и чистыми руками.
• Молодой человек и молодая девушка не должны даже в своей семье садиться за стол раньше, пока их родители и другие старшие родственники не займут места.
• Кушая ложкой, не следует упираться локтем в стол.
• Неприлично вытирать свой столовый прибор; это позволительно только в ресторанах.
• Суп и другие жидкие кушанья надо есть без шума, т.е. не прихлебывать с ложки и не чавкать, насколько возможно тише проглатывать еду.
Изучите азы науки, прежде чем пытаться взойти на ее вершины. Никогда не беритесь за последующее, не усвоив предыдущего.
И. П. ПАВЛОВ (1849–1936), русский ученый-физиолог, академик
• Если кушанье горячо, никогда не надо дуть на него, а ждать, чтобы оно немного остыло; если оно очень горячо, то всегда следует брать ложкой с края тарелки; пить же кушанье с тарелки – есть верх неприличия.
• Хлеб всегда надо ломать кусками над своей тарелкой, чтобы не крошить на скатерть; не должны резать свой ломоть хлеба ножом или кусать прямо от целого ломтя.
• Берите каждого блюда понемногу и отнюдь не накладывайте себе полную тарелку.
• Суп едят не с конца ложки, а с бокового края ее.
• Рыбу следует есть вилкой, а помогать ей нужно корочкой хлеба, в крайнем же случае, если около вас нет хлеба, обходиться одной вилкой.
• Для мяса и дичи, разумеется, необходимы ножи.
• Сладкие блюда едят вилками и ложками.
• Не следует есть с жадностью или жевать с шумом. То, чего не едят, как, например, косточки от рыбы и т.п., нужно класть к одной стороне тарелки, оставляя чистыми ее края, и не бросать на пол ни костей, ни корочек, ни чего бы то ни было иного.
• Считается крайне грубым и неопрятным есть фрукты, откусывая прямо от них; нужно ножом очистить кожу, разрезать фрукт на части и раньше, чем положить в рот, вырезать зерна и оставить их вместе с шелухой на своей тарелке.
• Никто не должен просить, чтобы ему первому поднесли блюдо, выказывать каким-нибудь знаком свое нетерпение, указывать блюда, которые предпочитает.
• Следует относиться к соседям по столу с угодливостью и предлагать им все, в чем они могут нуждаться, как-то: налить вина, передать горчицу, соль, перец, хлеб и т.п.
• Пейте не каждую предлагаемую вам рюмку. Помните, что опьянение, скорее всего, следует за смешением разных сортов вин. Поэтому лучше всего от большей части рюмок отказывайтесь и пейте лишь столько, чтобы постоянным отказом не обидеть хозяина.
• Хотя в настоящее время чоканье рюмками уже считается непринятым и устаревшим обычаем, но если хозяин предложит вам это, то чокнитесь с ним.
• Если кто-нибудь из сидящих за столом, подняв рюмку, кивнет вам головой, то это знак, что он пьет за ваше здоровье, поэтому отвечайте ему той же любезностью.
• Накладывать кушанье на тарелку постороннего ложкой, вилкой или ножом, которыми вы только что кушали сами, крайне неприлично; для этого всегда должна быть на блюде особая ложка или вилка.
• Выбирать куски на блюде – признак дурного тона, надо брать с блюда на удачу.
• Никогда не следует подбирать хлебом оставшийся на тарелке соус или подливку.
• Кушая плоды с косточками, нужно выплевывать косточки не заметным образом в ладонь и оставлять их на краю тарелки.
• Очень неприлично уезжать тотчас же после обеда; всегда нужно подождать, по крайней мере, полчаса.
Содержание >
Раздел XXVI
Исторический дайджест
Отрывки из работы Л. Н. Толстого «Первая ступень» (1891 г.)
Доброй жизни не было и не может быть без воздержания. Помимо воздержания не мыслима никакая добрая жизнь. Всякое достижение доброй жизни должно начаться через него.
Есть лестница добродетелей, и надо начинать с первой ступени, чтобы взойти на последующие; и первую добродетель, которую должен усвоить человек, если он хочет усвоить последующие, есть то, что древние называли благоразумие или самообладание.
Если в христианском учении воздержание включено в понятие самоотречения, то, тем не менее, последовательность остается та же самая, и приобретение никаких христианских добродетелей невозможно без воздержания – не потому, что кто-либо это выдумал, а потому, что таково существо дела.
Но и воздержание достигается не вдруг, а тоже постепенно.
Лев Николаевич Толстой называет «первой ступенью всякой доброй жизни» – воздержание, призывает воздерживаться от убоя животных, считает что можно обходиться без мясной пищи.
Воздержание есть освобождение человека от похотей, есть покорение их благоразумию. Но похотей у человека много различных, и для того, чтобы борьба с ними была успешна, человек должен начинать с основных – таких, на которых вырастают другие, более сложные, а не с сложных, выросших на основных. Есть похоти сложные, как похоть украшения тела, игр, увеселений, болтовни, любопытства и многих других, и есть похоти основные: обжорства, праздности, плотской любви. В борьбе с похотями нельзя начинать с конца, с борьбы с похотями сложными; надо начинать с основных, и то в одном определенном порядке. И порядок этот определен и сущностью дела, и преданием мудрости человеческой.
Объедающийся человек не в состоянии бороться с леностью, а объедающийся и праздный человек никогда не будет в силах бороться с половой похотью. И потому по всем учениям стремление к воздержанию начиналось с борьбы с похотью обжорства, начиналось постом. В нашем же мире, где до такой степени потеряно, и так давно потеряно всякое серьезное отношение к приобретению доброй жизни, что самая первая добродетель – воздержание, – без которой другие невозможны, считается излишней, – потеряна и та постепенность, которая нужна для приобретения этой первой добродетели, и о посте многими забыто и решено, что пост есть глупое суеверие и что пост совсем не нужен.
Воздержание есть первая ступень всякой доброй жизни.
Взгляните на лица и сложения людей нашего круга и времени, – на многих из этих лиц с висящими подбородками и щеками, ожиревшими членами и развитыми животами лежит неизгладимый отпечаток развратной жизни. Да это и не может быть иначе. Присмотритесь к нашей жизни, к тому, чем движимо большинство людей нашего мира; спросите себя, какой главный интерес этого большинства? И как ни странно это может показаться нам, привыкшим скрывать наши настоящие интересы и выставлять фальшивые, искусственные, – главный интерес жизни большинства людей нашего времени – это удовлетворение вкуса, удовольствие еды, жранье. Начиная с беднейших до богатейших сословий общества, обжорство, я думаю, есть главная цель, есть главное удовольствие нашей жизни. Бедный, рабочий народ составляет исключение только в той мере, в которой нужда мешает ему предаваться этой страсти. Как только у него есть время и средства к тому, он, подражая высшим классам, приобретает самое вкусное и сладкое, и ест и пьет, сколько может. Чем больше он съест, тем больше он не только считает себя счастливым, но сильным и здоровым. И в этом убеждении поддерживают его образованные люди, которые именно так и смотрят на пищу. Образованные классы представляют себе счастье и здоровье (в чем уверяют их доктора, утверждая, что самая дорогая пища – самая здоровая), в вкусной, питательной, легко перевариваемой пище, – хотя и стараются скрыть это.
А между тем так же, как первое условие доброй жизни есть воздержание, так и первое условие воздержанной жизни есть пост . Можно желать быть добрым, мечтать о добре, не постясь; но в действительности быть добрым без поста так же невозможно, как идти, не вставши на ноги. Пост есть необходимое условие доброй жизни. Обжорство же всегда было и есть первый признак обратного – недоброй жизни, и, к сожалению, этот признак относится в высшей степени к жизни большинства людей нашего времени.
Посмотрите на жизнь этих людей, послушайте их разговоры. Какие все возвышенные предметы как будто занимают их: и философия, и наука, и искусство, и поэзия, и распределение богатств, и благосостояние народа, и воспитание юношества; но все это для огромного большинства – ложь, все это их занимает между делом, между настоящим делом, между завтраком и обедом, пока желудок полон, и нельзя есть еще. Интерес один живой, настоящий, интерес большинства, и мужчин и женщин – это еда, особенно после первой молодости. Как поесть, что поесть, когда, где?
Ни одно торжество, ни одна радость, ни одно освящение, открытие чего бы то ни было не обходится без еды.
Посмотрите на путешествующих людей. На них это особенно видно. «Музей, библиотеки, парламент – как интересно! А где мы будем обедать? Кто лучше кормит?» Да взгляните только на людей, как они сходятся к обеду, разодетые, раздушенные, к украшенному цветами столу, как радостно потирают руки и улыбаются.
Если бы заглянуть в души, – чего ждет большинство людей? – аппетита к завтраку, к обеду. В чем наказание самое жестокое с детства? Посадить на хлеб и воду. Кто получает из мастеровых наибольшее жалованье? Повара. В чем главный интерес хозяйки дома? К чему в большинстве случаев склоняется разговор между хозяек среднего круга? И если разговор людей высшего круга не склоняется к этому, то это не потому, что они более образованны и заняты высшими интересами, а только потому, что у них есть экономка и дворецкий, которые заняты этим и обеспечивают их обеды. Но попробуйте лишить их этого удобства, и вы увидите, в чем их забота. Всё сводится к вопросам об еде, о цене тетеревов, о наилучших средствах варить кофе, печь сладкие пирожки и т.д. Собираются люди вместе, по какому бы случаю они не собирались: для крестин, похорон, свадьбы, освящения церкви, проводов, встречи, празднования памятного дня, смерти, рождения великого ученого, мыслителя, учителя нравственности, собираются люди, занятые будто бы самыми возвышенными интересами. Так они говорят; но они притворяются: все они знают, что будет еда, хорошая, вкусная еда, и питье, и это главное собрало их вместе. За несколько дней уже для этой самой цели били и резали животных, тащили корзины продуктов из гастрономических магазинов, и повара, помощники их, поваренки, буфетные мужики, особенно одетые, в чистых крахмальных фартуках, колпаках, «работали». Работали получающие 500 и больше рублей в месяц chef’ы, отдавая приказания. Рубили, месили, мыли, укладывали, украшали повара. Еще с таким же торжеством и важностью работал такой же начальник сервировки, считая, обдумывая, прикидывая взглядом, как художник. Работал садовник для цветов. Судомойки… Работает армия людей, поглощаются произведения тысяч рабочих дней, и все это для того, чтобы людям, собравшись, поговорить о памятном великом учителе науки, нравственности, или вспомнить умершего друга, или напутствовать молодых супругов, вступающих в новую жизнь.
В низшем и среднем быту ясно видно, что праздник, похороны, свадьба – это жранье. Так там и понимают это дело. Жранье так заступает место самого мотива соединения, что по-гречески и по-французски свадьба и пир однозначащи. Но в высшем кругу, среди утонченных людей, употребляется большое искусство для того, чтобы скрыть это и делать вид, что еда есть дело второстепенное, что это так только приличие. Они и удобно могут представлять это, потому что большей частью в настоящем смысле слова пресыщены – никогда не голодны.
Они притворяются, что обед, еда им не нужны, даже в тягость; но это ложь. Попробуйте вместо ожидаемых ими утонченных блюд дать им, не говорю хлеба с водой, но каши и лапши, и посмотрите, какую бурю это вызовет, и как окажется то, что действительно есть, именно то, что в собрании этих людей главный интерес не тот, который они выставляют, а интерес еды.
Посмотрите на то, чем торгуют люди, пройдите по городу и посмотрите, что продается: наряды и предметы для объедения.
В сущности это так и должно быть и не может быть иначе. Не думать об еде, держать эту свою похоть в пределах можно только тогда, когда человек покоряется необходимости есть; но когда человек, только покоряясь необходимости, т.е. полноте желудка, перестает есть, тогда это не может быть иначе. Если человек полюбил удовольствие еды, позволил себе любить это удовольствие, находит, что это удовольствие хорошо (как это находит все огромное большинство людей нашего мира, и образованные, хотя они и притворяются в обратном), тогда нет пределов его увеличению, нет пределов, дальше которых оно не могло бы разрастись. Удовлетворение потребности имеет пределы, но удовольствие не имеет их. Для удовлетворения потребности необходимо и достаточно есть хлеб, кашу или рис; для увеличения удовольствия нет конца приправам и приспособлениям.
Хлеб есть необходимая и достаточная пища (доказательство этому – миллионы людей сильных, легких, здоровых, много работающих на одном хлебе). Но лучше хлеб есть с приправой. Хорошо мочить хлеб в воде, наварной от мяса. Еще лучше положить в эту воду овощи, и еще лучше разные овощи. Хорошо съесть и мясо. Но мясо лучше съесть не вываренное, а только зажаренное. А еще лучше с маслом слегка зажаренное и с кровью, известные части. А к этому еще овощи и горчицу. И запить это вином, лучше всего красным. Есть уже не хочется, но можно съесть еще рыбы, если приправить ее соусом и запить вином белым. Казалось бы, больше нельзя ни жирного, ни вкусного. Но сладкое еще можно съесть, летом мороженое, зимой компот, варенье и т.п. И вот обед, скромный обед. Удовольствие этого обеда можно еще много, много увеличить. И увеличивают, и увеличению этому нет пределов: и возбуждающие аппетит закуски, и entremets[36], и десерты, и разные соединения вкусных вещей, и цветы, и украшения, и музыка за обедом.
И удивительная вещь, – люди, каждый день объедающиеся такими обедами, перед которыми ничто Валтасаров пир, вызвавший чудесную угрозу, наивно уверены, что они при этом могут вести нравственную жизнь.
Пост есть необходимое условие доброй жизни; но и в посте, как и в воздержании, является вопрос, с чего начинать пост, как поститься, – как часто есть, что есть, чего не есть? И как нельзя заняться серьезно никаким делом, не усвоив нужной в нем последовательности, так и нельзя поститься, не зная, с чего начать пост, с чего начать воздержание в пище.
Пост. Да еще в посте разборка, как и с чего поститься. Мысль эта кажется смешной, дикой большинству людей. Помню, как с гордостью за свою оригинальность нападавший на аскетизм монашества евангелик говорил мне: мое христианство не с постом и лишениями, а на бифстексах. Христианство и добродетель вообще с бифстексом!
В нашу жизнь въелось столько диких, безнравственных вещей, особенно в ту низшую область первого шага к доброй жизни, – отношения к пище, на которое мало кто обращал внимания, – что нам трудно даже понять дерзость и безумие утверждения в наше время христианства или добродетели с бифстексом.
Ведь мы не ужасаемся перед этим утверждением только потому, что над нами случилось то необычное дело, что мы смотрим и не видим, слушаем и не слышим. Нет зловония, к которому человек бы не принюхался, нет звуков, к которым не прислушался, безобразия, к которому бы не пригляделся, так что уже не замечает того, что поразительно для непривыкшего человека. Точно то же и в области нравственной. Христианство и нравственность с бифстексом!
На днях я был на бойне в нашем городе Туле. Бойня у нас построена по новому, усовершенствованному способу, как она устроена в больших городах, так чтобы убиваемые животные мучились как можно меньше. Это было в пятницу, за два дня до Троицы. Скотины было много.
Еще прежде, давно, читая прекрасную книгу «Ethics of Diet», мне захотелось побывать на бойне, с тем чтобы самому глазами увидать сущность того дела, о котором идет речь, когда говорят о вегетарианстве. Но все совестно было, как всегда бывает совестно идти смотреть на страдания, которые наверное будут, но которых ты предотвратить не можешь, и я все откладывал.
Но недавно я встретился на дороге с мясником, который ходил домой и теперь возвращался в Тулу. Он еще неискусный мясник, а его обязанность колоть кинжалом. Я спросил его, не жалко ли ему убивать скотину? И как всегда отвечают, он ответил: «Чего же жалеть? Ведь надо же». Но когда я сказал ему, что питание мясом не необходимо, то он согласился и тогда согласился, что и жалко. «Что же делать, кормиться надо, – сказал он. – Прежде боялся убивать. Отец, тот в жизнь курицы не зарезал». Большинство русских людей не могут убивать, жалеют, выражая это чувство словом «бояться». Он тоже боялся, но перестал. Он объяснил мне, что самая большая работа бывает по пятницам и продолжается до вечера.
Недавно я также разговорился с солдатом, мясником, и опять точно так же он был удивлен моим утверждением о том, что жалко убивать; и, как всегда, сказал, что это положено; но потом согласился: «Особенно, когда смирная, ручная скотина. Идет сердешная, верит тебе. Живо жалко!»
Мы шли раз из Москвы, и по дороге нас подвезли ломовые извозчики, ехавшие из Серпухова в рощу к купцу за дровами. Был чистый четверг. Я ехал на передней телеге с извозчиком, сильным, красным, грубым, очевидно сильно пьющим мужиком. Въезжая в одну деревню, мы увидали, что из крайнего двора тащили откормленную, голую, розовую свинью бить. Она визжала отчаянным голосом, похожим на человеческий крик. Как раз в то время, как мы проезжали мимо, свинью стали резать. Один из людей полоснул ее по горлу ножом. Она завизжала еще громче и пронзительней, вырвалась и побежала прочь, обливаясь кровью. Я близорук и не видел всего подробно, я видел только розовое, как человеческое, тело свиньи и слышал отчаянный визг; но извозчик видел все подробности и, не отрывая глаз, смотрел туда. Свинью поймали, повалили и стали дорезывать. Когда визг ее затих, извозчик тяжело вздохнул. «Ужели ж за это отвечать не будут?» – проговорил он.
Так сильно в людях отвращение ко всякому убийству, но примером, поощрением жадности людей, утверждением о том, что это разрешено богом, и главное привычкой, людей доводят до полной утраты этого естественного чувства.
В пятницу я пошел в Тулу и, встретив знакомого мне кроткого доброго человека, пригласил его с собой.
– Да, я слышал, что тут хорошее устройство, и хотел посмотреть, но если там бьют, я не войду.
– Отчего же, я именно это-то и хочу видеть! Если есть мясо, то ведь надо бить.
– Нет, нет, я не могу.
Замечательно при этом, что этот человек – охотник и сам убивает птиц и зверей. Мы пришли. У подъезда уже стал чувствителен тяжелый, отвратительный гнилой запах столярного клея или краски на клею. Чем дальше подходили мы, тем сильнее был этот запах. Строение – красное, кирпичное, очень большое, со сводами и высокими трубами.
Мы вошли в ворота. Направо был большой, в 1/4 десятины, огороженный двор – это площадка, на которую 2 дня в неделю пригоняют продажную скотину, – и на краю этого пространства домик дворника; налево были, как они называют, каморы, т.е. комнаты с круглыми воротами, с асфальтовым вогнутым полом и с приспособлением для подвешиванья и перемещения туш. У стены домика направо, на лавочке сидело человек шесть мясников в фартуках, залитых кровью, с засученными, забрызганными рукавами на мускулистых руках. Они с полчаса как кончили работу, так что в этот день мы могли видеть только пустые каморы. Несмотря на открытые с двух сторон ворота, в каморе был тяжелый запах теплой крови, пол был весь коричневый, глянцовитый, и в углублениях пола стояла сгущающаяся черная кровь.
Один из мясников рассказал нам, как бьют, и показал то место, где это производится. Я не совсем понял его и составил себе ложное, но очень страшное представление о том, как бьют, и думал, как это часто бывает, что действительность произведет на меня меньшее впечатление, чем воображаемое. Но в этом я ошибся.
В следующий раз я пришел на бойню вовремя. Это было в пятницу перед Троицыным днем. Был жаркий июньский день. Запах клея, крови был еще сильнее и заметнее утром, чем в первое мое посещение. Работа была в самом разгаре. Вся пыльная площадка была полна скота, и скот был загнан во все загоны около камор.
У подъезда на улице стояли телеги с привязанными к грядкам и оглоблям быками, телками, коровами. Полки, запряженные хорошими лошадьми, с наваленными живыми, болтающими свесившимися головами, телятами подъезжали и разгружались; и такие же полки с торчащими и качающимися ногами туш быков, с их головами, ярко-красными легкими и бурыми печенками отъезжали от бойни. У забора стояли верховые лошади гуртовщиков. Сами гуртовщики-торговцы в своих длинных сюртуках, с плетями и кнутами в руках ходили по двору, или замечая мазками дегтя скотину одного хозяина, или торгуясь, или руководя переводом волов и быков с площади в те загоны, из которых скотина поступала в самые каморы. Люди эти, очевидно, были все поглощены денежными оборотами, расчетами, и мысль о том, что хорошо или нехорошо убивать этих животных, была от них так же далека, как мысль о том, каков химический состав той крови, которой был залит пол каморы.
Мясников никого не видно было на дворе, все были в каморах, работая. В этот день было убито около ста штук быков. Я вошел в камору и остановился у двери. Остановился я и потому, что в каморе было тесно от передвигаемых туш, и потому, что кровь текла внизу и капала сверху, и все мясники, находившиеся тут, были измазаны ею, и, войдя в середину, я непременно измазался бы кровью. Одну подвешенную тушу снимали, другую переводили к двери, третья – убитый вол лежал белыми ногами кверху, и мясник сильным кулаком подпарывал растянутую шкуру.
Из противоположной двери той, у которой я стоял, в это же время вводили большого красного сытого вола. Двое тянули его. И не успели они ввести его, как я увидал, что один мясник занес кинжал над его шеей и ударил. Вол, как будто ему сразу подбили все четыре ноги, грохнулся на брюхо, тотчас же перевалился на один бок и забился ногами и всем задом. Тотчас же один мясник навалился на перед быка с противоположной стороны его бьющихся ног, ухватил его за рога, пригнул ему голову к земле, и другой мясник ножом разрезал ему горло, и из-под головы хлынула черно-красная кровь, под поток которой измазанный мальчик подставил жестяной таз. Все время, пока это делали, вол, не переставая, дергался головой, как бы стараясь подняться, и бился всеми четырьмя ногами в воздухе. Таз быстро наполнялся, но вол был жив и, тяжело нося животом, бился задними и передними ногами, так что мясники сторонились его. Когда один таз наполнился, мальчик понес его на голове в альбуминный завод, другой – подставил другой таз, и этот стал наполняться. Но вол все так же носил животом и дергался задними ногами. Когда кровь перестала течь, мясник поднял голову вола и стал снимать с нее шкуру. Вол продолжал биться. Голова оголилась и стала красная с белыми прожилками и принимала то положение, которое ей давали мясники, с обеих сторон ее висела шкура. Вол не переставал биться. Потом другой мясник ухватил быка за ногу, надломил ее и отрезал. В животе и остальных ногах еще пробегали содрогания. Отрезали и остальные ноги и бросили их туда, куда кидали ноги волов одного хозяина. Потом потащили тушу к лебедке и там распяли ее, и там движений уже не было.
Так я смотрел из двери на второго, третьего, четвертого вола. Со всеми было то же: также снятая голова с закушенным языком и бьющимся задом. Разница была только в том, что не всегда сразу попадал боец в то место, от которого вол падал. Бывало то, что мясник промахивался, и вол вскидывался, ревел и, обливаясь кровью, рвался из рук. Но тогда его притягивали под брус, ударяли другой раз, и он падал.
Я зашел потом со стороны той двери, в которую вводили. Тут я видел то же, только ближе и потому яснее. Я увидал тут главное то, чего я не видал из первой двери: чем заставляли входить волов в эту дверь. Всякий раз, как брали вола из вагона и тянули его спереди на веревке, привязанной за рога, вол, чуя кровь, упирался, иногда ревел и пятился. Силой втащить двум людям его нельзя бы было, и потому всякий раз один из мясников заходил сзади, брал вола за хвост и винтил хвост, ломая репицу, так что хрящи трещали и вол подвигался.
Кончили волов одного хозяина, повели скотину другого. Первая скотина из этой партии другого хозяина был не вол, а бык. Породистый, красивый, черный с белыми отметинами и ногами, – молодое, мускулистое, энергическое животное. Его потянули; он опустил голову книзу и уперся решительно. Но шедший сзади мясник, как машинист берется за ручку свистка, взялся за хвост, перекрутил его, хрящи хрустнули, и бык рванулся вперед, сбивая тащивших за веревку людей, и опять уперся, косясь черным, налившимся в белке кровью глазом. Но опять хвост затрещал, и бык рванулся и уже был там, где и нужно было. Боец подошел, прицелился и ударил. Удар не попал в место. Бык подпрыгнул, замотал головой, заревел и, весь в крови, вырвался и бросился назад. Весь народ в дверях шарахнулся. Но привычные мясники с молодцеватостью, выработанной опасностью, живо ухватили веревку, опять хвост, и опять бык очутился в каморе, где его притянули головой под брус, из-под которого он уже не вырвался. Боец примерился живо в то местечко, где расходятся звездой волосы, и, несмотря на кровь, нашел его, ударил, и прекрасная, полная жизни скотина рухнулась и забилась головой, ногами, пока ему выпускали кровь и свежевали голову.
– Вишь, проклятый черт, и упал-то не куда надо, – ворчал мясник, разрезая ему кожу головы.
Через пять минут торчала уже красная, вместо черной, голова без кожи с стеклянно-остановившимися глазами, таким красивым цветом блестевшими за пять минут тому назад.
Потом я пошел в то отделение, где режут мелкий скот. Очень большая камора, длинная с асфальтовым полом и с столами со спинками, на которых режут овец и телят. Здесь уже кончилась работа; в длинной каморе, пропитанной запахом крови, было только два мясника. Один надувал в ногу уже убитого барана и похлопывал его ладонью по раздутому животу; другой, молодой малый в забрызганном кровью фартуке, курил папироску загнутую. Больше никого не было в мрачной, длинной, пропитанной тяжелым запахом каморе. Вслед за мной пришел по виду отставной солдат и принес связанного по ногам черного с отметиной на шее молодого нынешнего баранчика и положил на один из столов, точно на постель. Солдат, очевидно, знакомый, поздоровался, завел речь о том, когда отпускает хозяин. Малый с папироской подошел с ножом, поправил его на краю стола и отвечал, что по праздникам. Живой баран так же тихо лежал, как и мертвый, надутый, только быстро помахивал коротеньким хвостиком и чаще, чем обыкновенно, носил боками. Солдат слегка, без усилия придержал его подымающуюся голову; малый, продолжая разговор, взял левой рукой за голову барана и резнул его по горлу. Баран затрепыхался, и хвостик напружился и перестал махаться. Малый, дожидаясь, пока вытечет кровь, стал раскуривать потухавшую папироску. Полилась кровь, и баран стал дергаться. Разговор продолжался без малейшего перерыва.
А те куры, цыплята, которые каждый день в тысячах кухонь, с срезанными головами, обливаясь кровью, комично, страшно прыгают, вскидывая крыльями?
И, смотришь, нежная утонченная барыня будет пожирать трупы этих животных с полной уверенностью в своей правоте, утверждая два взаимно-исключающие друг друга положения.
Первое, что она, в чем уверяет ее доктор, так деликатна, что не может переносить одной растительной пищи и что для ее слабого организма ей необходима пища мясная; и второе, что она так чувствительна, что не может не только сама причинять страданий животным, но переносить и вида их. А между тем слаба-то она, эта бедная барыня, только именно потому, что ее приучили питаться несвойственной человеку пищей; не причинять же страданий животным она не может потому, что пожирает их.
Нельзя притворяться, что мы не знаем этого. Мы не страусы и не можем верить тому, что если мы не будем смотреть, то не будет того, чего мы не хотим видеть. Тем более этого нельзя, когда мы не хотим видеть того самого, что мы хотим есть. И главное, если бы это было необходимо. Но, положим, не необходимо, но на что-нибудь нужно? – Ни на что[37]. Только на то, чтобы воспитывать зверские чувства, разводить похоть, блуд, пьянство. Что и подтверждается постоянно тем, что молодые, добрые, неиспорченные люди, особенно женщины и девушки, чувствуют, не зная, как одно вытекает из другого, что добродетель не совместима с бифстексом, и как только пожелают быть добрыми, – бросают мясную пищу.
Что же я хочу сказать? То, что людям для того, чтобы быть нравственными, надо перестать есть мясо? Совсем нет.
Я хотел сказать только то, что для доброй жизни необходим известный порядок добрых поступков; что если стремление к доброй жизни серьезно в человеке, то оно неизбежно примет один известный порядок; и что в этом порядке первой добродетелью, над которой будет работать человек, будет воздержание, самообладание. Стремясь же к воздержанию, человек неизбежно будет следовать тоже одному известному порядку, и в этом порядке первым предметом будет воздержание в пище, будет пост. Постясь же, если он серьезно и искренно ищет доброй жизни, – первое, от чего будет воздерживаться человек, будет всегда употребление животной пищи, потому что, не говоря о возбуждении страстей, производимом этой пищей, употребление ее прямо безнравственно, так как требует противного нравственному чувству поступка – убийства, и вызывается только жадностью, желанием лакомства.
Почему именно воздержание от животной пищи будет первым делом поста и нравственной жизни, превосходно сказано, и не одним человеком, а всем человечеством в лице наилучших представителей его в продолжение всей сознательной жизни человечества. Но почему, если незаконность, т.е. безнравственность животной пищи так давно известна человечеству, люди до сих пор не пришли к сознанию этого закона? – спросят люди, которым свойственно руководиться не столько своим разумом, сколько общим мнением. Ответ на этот вопрос в том, что все нравственное движение человечества, составляющее основу всякого движения, совершается всегда медленно; но что признак настоящего движения, не случайного, есть его безостановочность и постоянное его ускорение.
И таково движение вегетарианства. Движение это выражено и во всех мыслях писателей по этому предмету и в самой жизни человечества, все больше и больше переходящего бессознательно от мясоедения к растительной пище и сознательно – в проявившемся с особенной силой и принимающем все большие и большие размеры движения вегетарианства.
Движение это идет последние 10 лет, все убыстряясь и убыстряясь: все больше и больше с каждым годом является книг и журналов, издающихся по этому предмету; все больше и больше встречается людей, отказывающихся от мясной пищи; и за границею с каждым годом, особенно в Германии, Англии и Америке, увеличивается число вегетарианских гостиниц и трактиров.
Движение это должно быть особенно радостно для людей, живущих стремлением к осуществлению царства божия на земле, не потому, что само вегетарианство есть важный шаг к этому царству (все истинные шаги и важны, и не важны), а потому, что оно служит признаком того, что стремление к нравственному совершенствованию человека серьезно и искренно, так как оно приняло свойственный ему неизменный порядок, начинающийся с первой ступени.
Нельзя не радоваться этому так же, как не могли бы не радоваться люди, стремившиеся войти на верх дома и прежде беспорядочно и тщетно лезшие с разных сторон прямо на стены, когда бы они стали сходиться, наконец, к первой ступени лестницы и все бы теснились у нее, зная, что хода на верх не может быть помимо этой первой ступени лестницы.
Лев Толстой
Содержание >