Записки из мертвого города, или Добро пожаловать в ад

…Поезда в Луганск больше не ходят, разбиты железнодорожные пути. Однако еще неделю назад попасть в город из Москвы можно было автобусом через Изварино. Желающих ехать в блокадный город немного — на огромный «Икарус» — девять человек, почти все, как и я, едут вывозить родных, в основном стариков, у которых самостоятельно выбраться нет ни сил, ни денег. Изварино — единственный контрольно-пропускной пункт, который контролируют ополченцы. С российской стороны — КПП «Донецк».

Еще на подъезде к Донецку видны палаточные лагеря беженцев — теперь они перенесены подальше от границы, ведь украинские снаряды продолжают залетать на российскую территорию…. Начитавшись украинских СМИ, пытаюсь обнаружить российские танки и скопления солдат в приграничном городке, однако тщетно, зато на границе бесконечная череда машин с луганскими номерами.

На войне как на войне

Из города выпускают только женщин, детей и стариков. Две недели назад народный губернатор ЛНР Болотов своим приказом запретил выезд из города мужчин от 18 до 60. (На днях Болотова сняли. Сейчас его обязанности исполняет Игорь Плотницкий)

— Значит, если что, будем умирать все вместе, — говорит черноволосая усталая женщина с худеньким парнишкой и девочкой лет тринадцати. — Сыну буквально месяц назад восемнадцать исполнилось. Оказалось, женщину, вернее, ее сына в Изварино не пропустили ополченцы, а она без ребенка уезжать в Россию не захотела.

— Мы только Господа просим, чтобы на месте убило, не дай Бог инвалидами остаться — без ног и рук. Тем более, сейчас, когда даже «Скорая» не выезжает. На весь Луганск только несколько аптек работает, да и то там почти никаких лекарств нет, — устало, без эмоций, говорит женщина, представившаяся Ириной. Она — коренная луганчанка. Двадцать лет проработала на «Лугансктепловозе». Уезжать не хотела до последнего, только, когда в городе не стало света и воды, а сейчас и с продуктами проблемы — решила — нужно спасать детей. Оказалось, что уже поздно…

…Луганск встречает нас неимоверной, какой-то ташкентской жарой и пугающей тишиной. Обрывки проводов на земле, воронки разной глубины, побитый снарядами асфальт. А еще над городом витает удушающих смрад — мусор вывозят не везде, гниют овощи на складах, на обочинах трупы животных. Еще неделя другая и в городе вспыхнет эпидемия — воду в бочках возят неочищенную, пищевые отходы, разлагаясь на жаре, тоже создают угрозу.

Машин на улицах когда-то полумиллионного города нет, да и людей тоже. Город узнаю с трудом — разбит Инженерный корпус, разрушен рядом автомобильный салон. Практически не осталось целых домов на квартале Южном, лежит в руинах квартал Мирный. Еще страшнее разрушения на Автовокзале — разбомблена остановка, кафе и магазин. Автобусы теперь отсюда не отправляются, этот район один из самых опасных, уехать из города можно с железнодорожного вокзала или же с ДК Строителей —отсюда идут микроавтобусы и маршрутки на Изварино, недалеко отсюда в районе стадиона Авангард люди пытаются уехать в сторону Украины — на Старобельск и Харьков — здесь так называемый «зеленый» коридор, по которому луганчане могут покинуть ставший таким опасным Луганск.

Каждый день — жертвы

Уже на второй день я чувствую страшную безысходность и страх. А еще усталость — по городу приходится ходить по сорокаградусной жаре пешком, уже после часа дня маршрутки не ходят.

Кроме того, не работают лифты, а я живу на восьмом этаже. Телевизор в Луганске не показывает, газеты не выходят поэтому единственный вид связи сарафанное радио — люди собираются небольшими кучками во дворах, когда спадает жара, с одними и теми же разговорами — какой район опять бомбили, где брали воду и когда же все это закончится.

— Вот увидите, через неделю тут будут российские войска. Путин нас не бросит, — говорит не старый еще седоволосый армянин Алик из соседнего дома

— Да через два дня город займет Нацгвардия, Путину ни мы, ни наш Луганск не нужен, — урезонивает его высокий старик, имени которого я не знаю.

— А я все равно на Россию надеюсь, — перебивает их разговор молодая женщина, мы всей семьей ждем — когда же войдет российский миротворческий контингент.

— Нас все бросили, такое впечатление, что мы на Острове Пасхи, а не в центре Европы, — говорит моя одноклассница Елена Бодрик. Лена чудом осталась жива после ночного артобстрела, но из города уехать не может —у нее просто нет денег..

Это только сперва кажется, что город совершенно пустой, на самом деле, люди просто прячутся от обстрелов по домам, а вот ранним утром устремляются за водой и хоть за какими-то продуктами на рынок. По данным городских властей в Луганске остается около 250 тысяч человек. В основном это старики, семьи у которых нет денег куда-то ехать, и те, кто боится оставить свои дома и свой бизнес. Сколько людей погибло в Луганске точно никто не знает. В мэрии предполагают, что около двухсот, но это только те, кто скончался от осколочных ранений, а сколько стариков умерло без лекарств и помощи! В городе до сих пор остается множество маленьких детей от года до семи лет, в очереди за гуманитарной помощью я видела нескольких беременных женщин с малышами за руку.

Дети постарше — десяти-одиннадцати лет — наравне со взрослыми несут бутылки с водой. Сердце болезненно сжимается при виде восьмидесятилетних бабушек с «кравчучками».

Брат моей подруги Костя Северин вместе со своей женой Ларисой и шестилетним сыном Андреем живут в огромном частном доме, у них свой бизнес.

— Поймите меня, не могу я своих клиентов подставить, — почти извиняется кареглазая маленькая Лариса, — у меня в доме товар на приличную сумму, я его должна доставить в другой город, а сейчас это невозможно, Луганск окружен со всех сторон.

У Ларисы больное сердце, уже две недели как кончились лекарства. Поэтому она планирует пробираться через блокпосты украинцев в Киев, иначе просто умрет.

— Мне очень страшно, когда стреляют, — смешно картавит маленький Андрей, — но папа мне говорит, чтобы я не боялся, у нас дом хороший, выдержит… Хорошо, что Андрюша не знает, что буквально на соседней улице два дня назад снаряд попал в такой же «крепкий» дом, все его жильцы погибли под завалами.

…Связь в городе не работает, позвонить можно только из одного района — недалеко от квартала 50 лет Октября. Я сюда приехала в полдень на такси, на маршрутке побоялась, за день до этого в час дня восемь человек были убитым прямым попаданием в районе Восточно-Украинского Университета, что совсем недалеко от квартала, где можно позвонить. Трупы уже увезли, а вот пятна крови все еще напоминают о страшной трагедии.

Несколько раз приходилось видеть мертвых прямо на улицах —лежат, прикрытые простынкой, и это при сорокаградусной жаре!

Шофер такси, бывший десантник Сергей, разрешает позвонить со своего мобильного — у него Киевстар, другие сотовые операторы здесь не работают.

— Люди в такой ситуации должны помогать друг другу, — говорит он, вскоре выясняется, что Сергей был в ополчении.

— Я против киевской хунты, они ведь если победят, тут всех поубивают или в лучшем случае пересажают за пособничество «сепаратистам», у нас нет дороги назад…

Лесными тропами

Выехать через Изварино не удается уже второй день — сразу за городом под поселком Новосветловка идет бой.
Такси, на котором, мы едем, разворачивают — сразу на выезде ополченцы, отчаянно размахивая руками — нельзя проезд закрыт. Тут же, как самое весомое доказательство, буквально за несколько метров от машины со свистом вонзается в асфальт огромный осколок. Таксист резко поворачивает назад. На второй день за 500 долларов отчаянный бородатый дядька предлагает вывезти нас через минные поля, он, якобы, знает безопасную дорогу.

— Не верьте ему, сделают там из вас мясо,- тут же комментируют это предложение другие более осторожные таксисты.

Ночью заснуть совсем не удалось — рядом падали снаряды и ухали «Грады». Все больше крепло ощущение, что никогда не удастся вырваться из ловушки мертвого города. Утром, как только рассвело, приняли решение ехать через блокпосты Нацгвардии. Чтобы доехать до Старобельска на такси, пришлось выложить тысячу гривень, хотя расстояние всего- то чуть больше ста километров. Выехать из города можно и на маршрутке. Но она отправляется раз в день и на нее нужно записываться буквально за неделю.

…Пробирались лесными тропами, потом через пески, машину бросало из стороны в сторону, пока не вырулили на блок-пост ополченцев. Экзотического вида огромный мужик в шапке, несмотря на африканскую жару, и каком-то ватнике, скорее всего казак чуть ли не за шкирку вытащил водителя:

— Ты чего, шкура, бабушек грабишь, колеса тебе прострелю и ноги тоже, если узнаю, что тыщу с них взял. Таксист бубнит что-то невнятное в оправдании. И потом как только чуть отъезжаем, накидывается на нас чуть ли не с кулаками

— Про деньги ни слова, просто так вас везу, и точка, а то пешком до Старобельска пойдете… До Счастья едем в полном молчании, там нас ждет фильтрационный лагерь и встреча с батальоном «Айдар»

Батальон «Айдар»

До Счастья приходится преодолевать пять блокпостов украинской армии. Все они похожи между собой как близнецы-братья-белые мешки с песком, жовто-блакитный флаг и мужики в камуфляже с автоматами Калашникова в руках. И везде нужно выходить из машины и предъявлять паспорт. В это время солдаты тщательно проверяют наш багаж, где-то вполне вежливо, а где-то расшвыривая незамысловатые вещи — белье, свитера, домашние тапочки…

Со мной едут старики — моя мама, которой под восемьдесят, и интеллигентная семейная пара тех же лет — родители моего одноклассника, который уже давно живет в Москве.

Все они онемевшие от ужаса, боятся даже слово сказать бойцам украинской армии. Бабули одними губами шепчут молитвы. Впрочем, люди, как и везде разные, среди бойцов украинской армии, особенно срочников, встречаются вполне душевные — на одном из блок-постов нашему водителю, одуревшему от страха и духоты, помогают поменять колесо, отлетевшее во время путешествия по лесным тропинкам.

Молоденькие солдатики делятся с нами питьевой водой —жара стоит страшная, наши водные запасы ушли на охлаждение карбюратора, который буквально кипит от перегрева.

В Счастье — фильтрационный лагерь — во дворе районного отдела милиции стоят столы, за которыми симпатичные девушки в форме украинской милиции берут у нас отпечатки пальцев, фотографируют и тщательно записывают наши паспортные данные, номера мобильных телефонов и куда мы собираемся ехать. Правда, все это делается вручную, компьютеров тут невидно, на моих глазах от порыва ветра листочки разлетаются в разные стороны, их никто не собирается подбирать…

— Филькина грамота, шарашкина контора, — комментирует наш водитель процедуры, и пока мы закупаем жареные пирожки с картошкой и яблоками и основательно запасаемся холодной водой, он продолжает чинить основательно раздолбанную машину. Хоть городок Счастье в 20 километрах от Луганска, ехали мы сюда часа три.

Здесь цивилизация — работает мобильная связь, в магазинах урчат холодильники, бойко идет торговля пирожками, вокруг масса машин с луганскими номерами — после вчерашней дневной бомбежки из города опять хлынула волна беженцев.

Возле магазина лузгают семечки молодые симпатичные ребята в камуфляже, на форме шевроны с надписью «Батальон «Айдар» — С нами Бог».

— Ребята, зачем Луганск бомбите, там ведь старики остались, и женщины с маленькими детьми?— не выдерживаю я, и обращаюсь к красивому белокурому парню лет двадцати двух.

— Это вас ваши ополченцы бомбят, так вам и надо, все вы —сепаратисты, нарыв на теле Украины, три месяца назад дружно бегали на референдум и кричали «Россия», вот и получайте снарядами по голове, я бы вас всех уничтожил, — глаза парня белеют от злости и я на всякий случай от греха подальше спешно ретируюсь к уже отремонтированной машине.

…До Старобельска еще десять блокпостов. Процедура везде одинаковая — проверка документов, досмотр вещей. Мужчинам призывного возраста хуже — их осматривают по полной — особое внимание на плечи, если есть синяки, царапины или потертости лучше сидеть дома — иначе посчитают, что вы таскали автомат. В некоторых случаях можно откупиться парой тысяч гривен. Однако если попасть на идейных, то деньги вряд ли помогут.

…А в Старобельске жизнь почти мирная — работают рестораны и кафе, на улицах полно машин и красивых девушек на шпильках и с длинными волосами. Таких в Луганске уже давно не увидишь — давным-давно уехали, а тем, что остались не до каблуков… В магазины, куда мы зашли в поисках прохлады, продавщицы смотрят на нас с испугом и сочувствием

— Как же вы только выбрались, — ахают в один голос.

Автобус, на котором мы едем до Харькова, забит битком луганчанами, многие едут с животными — рядом девушка с симпатичным рыжим пикинесом. На заднем сидении — бабуля с сибирским котом.

— Они же почти как дети, как же их можно бросить, — вздыхает бабушка.

Блокпостами утыкана вся Луганская область. Только когда мы въезжаем в Харьковскую, вздыхаем в облегчением — на дорогах нет ни солдат, ни танков.

…Харьков встречает благополучием большого города — пробки на дорогах, красивые женщины в дорогих машинах, сверкающие магазины, фонтаны в парках. Я вспомнила, что в луганских фонтанах выпили всю воду, процеживали и кипятили ее.

— Мы больше всего боимся, чтобы война не пришла к нам, — откровенничает таксист, который везет нас на железнодорожный вокзал. О статусе русского языка уже никто не вспоминает, пусть хоть китайский будет, лишь бы не бомбили.

Подобная идеология свойственна почти всей Украине — моя хата с краю.

За два месяца ни в Киеве, ни в других крупных городах не было митингов протеста. Все боятся лишь за себя, отгоняя, прочь мысли о том, как же там Луганск и Донецк.

В это время в Луганске и Донецке гибнут люди. Каждый день приносит новые жертвы. Причем погибают самые слабые и беззащитные — старики и дети…

…Меньше чем через неделю первое сентября — учителя уже купили новые платья к празднику, а школьники обзавелись ранцами и пеналами. Только вот день знаний будет не у всех — у луганских и донецких ребят праздник не состоится

— в Луганске полностью разрушена средняя школа №7, от снарядов пострадала и вторая школа, в которой я когда-то работа учителем русского языка и литературы. В школе, где я училась, окна зияют пустыми глазницами.

Кто-то из детей уже живет в России, а кто-то пойдет в школу в Киеве, Харькове, Львове или Одессе. А есть и такие дети, которые вместе с родителями прячутся в подвалах разрушенных зданий. Такое вот первое сентября…
Иногда, кажется, что апокалипсис уже наступил, и то, что сейчас происходит в Луганске, завтра будет здесь. Отсидеться и отмахнуться от беды Донбасса уже будет нельзя. А пока что Донбасс защищает Россию….