про разделенный мир

Разделенный мир

Несколько раз упомянув этот термин в дискуссиях как возможный вариант нового миропорядка, решил посвятить этому подробный пост. Речь идет о варианте развития событий в случае прогрессирующего обострения украинского и аналогичных кризисов.

Не хочется использовать термин «новая холодная война», потому что феномен холодной войны был слишком тесно связан с биполярным миром и невозможностью вести крупномасштабную войну вследствие широкомасштабных последствий применения ЯО. Разделенный же мир частично базируется на представлении о том, что поскольку никто из политиков не настолько выжил из ума, чтобы нажать на кнопку, до чреватой гарантированным взаимным уничтожением ядерной войны дело все равно не дойдет, а значит она не является худшей альтернативой. Кроме того, на это накладываются представления о том, что от вражеского ЯО могут спасти современные системы ПРО; что тактическое ядерное оружие не так опасно и вообще слухи о том, что «мы все умрем» сильно преувеличены. Отметим и представление о войне будущего, как о войне дроидов, которая будет исключать массовую гибель своих солдат.

Также надо отметить, что модель разделенного мира не имеет ничего общего с моделью многополярного мира, который все-таки предполагает некое единое экономическое, институциональное и цивилизационное пространство. Разделенный мир в этом смысле является существенным шагом назад, ко времени отдельных государств или блоков, варящихся в собственном соку и воспринимающих сопредельные страны как потенциальные объекты экспансии или опасных чужаков, априори враждебно настроенных.

Заметим и то, что украинский кризис не является основной причиной возможного перехода; он скорее катализировал события. Главной причиной тут скорее явяется разочарование значительной части населения (втч лиц, принимающих решения) стран-игроков в ценностях глобализации: во-первых, новое поколение уже воспринимает существующий порядок как нечто самоочевидное и более сосредоточенно на его минусах, во-вторых, в целом надежды на глобализацию не оправдались.

Напомним, что после распада восточного блока в работах вроде «Конца истории» Фукуямы пропагандировался тезис о том, что западным демократиям удалось раскрыть Главную тайну устройства человеческих обществ, отчего они живут богато и свободно. И теоретически, приобщившись к этой Главной тайне в лице демократии, свободного рынка и прав человека, любая страна, включая Афганистан или Камбоджу, может стать на путь развития, который со временем позволит жителям Кабула жить также хорошо, как жителям Нью-Йорка.

Основой этого тезиса была убежденность в том, что все люди мира по-своему менталитету в основном одинаковы и сводимы к рядовым американцам с точки зрения мгновенной готовности воспринять демократию. Национальные и культурные особенности при этом игнорируются или воспринимаются, как досадная мелочь: считается, что народ всегда хочет демократии и свободы (в правильном понимании), и проблема только в том, что этому желанию препятствуют авторитарные режимы. И если эти режимы будут убраны, массы немедленно начнут строить демократию, - и построят ее.

Но прошло уже почти 25 лет, а процветания не случилось. Разделение Восток-Запад сменилось на разделение Север-Юг. Общая интенсивность конфликтов не уменьшилась, а скорее наоборот. Ярких рывков из третьего мира в первый тоже отчего-то не произошло. Более того, мир получил несколько ярких примеров того, что после свержения авторитарного и одиозного режима в стране отнюдь не воцаряются немедленные демократия и благорастворение. Тут могут вспомнить Югославию, но наиболее ярким примером является Ирак, где Саддам был плох, но текущая ситуация существенно хуже.

Одновременно возникло несколько новых игроков, претендующих на роль как минимум регионального гегемона и недовольных тем, что запад а) использует риторику демократии и глобализации как идеологическое обоснование своего преимущества б) на основании этого присвоил себе право считать, например, насколько то или иное антивластное движение является демократическим и потому обязано победить.

При этом такому поведению есть два варианта объяснения. Первое заключается в том, что решение кто демократ а кто нет, принимается американскими экспертами по сугубо формальным признакам, типа употребления правильных слов, использования социальных сетей или антикоррупционной риторики, а кризис компетентности мешает лезть вглубь и докапываться до сути. Второе хуже – так как американцы суть избранный народ, первым постигший Истинный Свет Демократии, у них есть имманентная способность определять, кто демократ, а кто нет. Более того, избранный народ вообще не интересуют чужие мнения на эту тему: они знают правду, и не приставайте к ним с фактами.

Следовательно, если какой-то режим признан в Соединенных Штатах недемократичным, те, кто против него выступают – по определению демократы, и это принципиальный момент для американской политической культуры, которая подразумевает, что Плохим Парням противостоят Хорошие Парни.

Естественно, это чем дальше избранный народ заходит в избирательных (на взгляд прочих) трактовках демократии, тем больше возмущения двойными стандартами. Это неприятие распространяется и на ассоциированные с США структуры, которые помогают нести свет демократии. В результате, положительные стороны демократического общества игнорируются или воспринимаются как само собой разумеющееся: так же как после развала СССР многие были уверены в том, что к благам социализма блага демократии просто добавятся.

На это накладывается неоднократно упоминаемый мной кризис компетентности. В период Холодной войны, наличие вызова в лице восточного блока требовало поддержания среди чиновников, разведчиков, аналитиков и тп определенного уровня ответственности и компетентности. Но отсутствие равных противников породило упоение победой, запустившее целый ряд неприятных процессов, связанных не только с общим разрастанием бюрократии (и связанных с этим законов Паркинсона), но и падением ее качества.

В качестве «профилирующих навыков» для чиновника сегодня оказываются не столько профессиональные, сколько обеспечивающие карьерный рост. Условно говоря, преуспевает не столько тот, кто знает как решать проблемы, сколько тот, кто умеет писать красивые отчеты о том, что проблема решена (или решена не полностью, для чего нам надо еще столько-то денег; или не решена, но виноват в этом не я, а ЪЪЪ). Сие способствует увеличению уровня безответственности вследствие продвижения наверх заведомо некомпетентных людей, поскольку их назначение вопрос карьеризма а не профессионализма.

Такое перерождение способствует перерождению страты экспертов. Судя по ряду признаков (реакция США на арабскую весну, материалы викиликс о КНДР), некомпетентный лодырь на месте аналитика – явление чрезвычайно распространенное не только в России. Как и самокопирование дискурса или ситуация когда пропагандист сам верит в то, что пропагандирует.

В результате а) способность государств решать сложные/комплексные проблемы в целом снижается; б) «проблему надо решить» понимается как «надо разработать программу по решению проблемы, причем проводить ее в жизнь и отвечать за неудачи буду не я»; в) ленивому и некомпетентному чиновнику проще вообще не париться поисками сложного консенсуса, если вину можно свалить на оппонентов или соседей по альянсу (мы сделали для решения все, что могли, но они…).

В очередной раз добавлю и феномен настраиваемых СМИ, способствующих тому что вместо единого (на бумаге) информационного пространства каждый кластер формирует свою собственную ленту новостей, в которой нет фактов, противоречащих мейнстриму кластера. Это способствует закреплению устоявшихся и различающихся картин мира, сужающих пространство для возможных переговоров. Те феномены, которые связаны с«законом Стоунфиша» применительно к КНДР (любая хрень, которую вы напишете о Севреной Корее на западе, будет некритически принята на веру), начинают активно распространяться и на другие регионы, когда шокирующая новость со ссылкой на слухи или анонима начинает активно использоваться в пропаганде, ибо идеально накладывается на образ врага. Сюда – и распятые мальчики, и сепаратисты, которые сами себя обстреливают.

Первым шагом к созданию разделенного мира является осознание отсутствия желания договариваться. Вместо поисков компромисса выдвигаются заведомо невозможные требования, а в случае их неудовлетворения вводятся санкции. При этом для адептов истинной веры это и есть единственный приемлемый способ переговоров: узрите Свет и примите его, а если вы не желаете принять его, значит, вы относитесь к силам Тьмы и мы вольны поступать с вами соответственно.

Тут можно вспомнить не только сентенции типа «раз «Боинг» сбили над территорией Восточной Украины, надо принять санкции в отношении России», но и то, что никто не пытался ответить на вопрос, есть ли у РФ возможность установить порядок на юго-востоке Украины и насколько ДЛНР контролируются Кремлем.

Сюда же и отсутствие рефлексии как представления о том, как отнесется к вашим заявлениям и действиям ваш партнер за столом переговоров. Понятно, что к примеру, санкции принятые в эмоциональном контексте сбитого «Боинга», в России были восприняты как неспровоцированная и не обоснованная агрессия, закономерно вызывающая ответные меры.

Между тем многостороннее сотрудничество, лежащее в основе современного мира, требует постоянных и нетривиальных усилий по его поддержанию, и когда эти усилия ослабевают, мы и скатываемся в тот разделенный мир, признаки/черты которого я попытаюсь выделить.

Прежде всего, разделенный мир – это мир, где глобализация выходит из моды, и глобализм является воззрением ретроградов. Концепция единых ценностей подвергается жесткой критике. Мягкая версия этого – это разговоры о демократии/капитализме с национальной спецификой, причем объем этой специфики часто может быть таким, что на капитализм/демократию по умолчанию это уже не слишком похоже. Жесткая - разговоры о всякого рода особых путях, лейтмотивом которых является мысль о том, что а) «общечеловеческих» ценностей нет и это попытка американцев протащить свои; б) в рамках нашего особого пути мы имеем право игнорировать определенные элементы «общечеловеческого дискурса».

Следующий признак – распад международного сообщества как сообщества. Вместо него возникает несколько противоборствующих лагерей, каждый из которых будет проводить ангажированную политику и защищать интересы своих членов вне зависимости от их одиозности.

У этого признака есть ряд следствий. Первый – резкое падение авторитета международных организаций из-за слишком частого прибегания к двойным стандартам. Поскольку выясняется, что Косово – одно, Чечня – другое, Новороссия – третье и «это же совсем другое дело». Но отсутствие универсального регламента разрешения подобных споров вызывает у потенциальных участников конфликта уверенность в том, что поелику ООН, Международный Уголовный Суд и иные формы подобного арбитража будут решать проблемы не по справедливости, а из соображений политической конъюнктуры, нет смысла пользоваться данным механизмом ни как местом для переговоров, ни как местом для арбитража.

При этом у желающих указывать на двойные стандарты появляется все больше и больше примеров, когда странность судебного решения является вопиющей. Вспомним, какое решение было принято МУС в отношении двух хорватских генералов, которых судили за военные преступления и оправдали, несмотря на то, что на их совести были многие тысячи жизней. Ранее их тоже, конечно, могли бы оправдать, но сделали бы это за недостаточностью улик или нарушения судебных процедур при задержании, но оправдать вчистую, заявив, что нет доказательств личной причастности, и вообще (в отличие от сербских генералов) они не несут ответственности за действия подчиненных??

В разделенном мире ООН и прочие международные организации воспринимаются или как сборище болтунов, или как непонятный реликт прошлого, или как протеже конкретного блока, не имеющие права претендовать на роль выразителя взглядов всего международного сообщества.

Второе следствие – распад экономической составляющей сообщества. Частично из-за систем взаимных санкций, частично – потому, что ситуация будет подталкивать руководство стран к обеспечению безопасности через автаркическое развитие экономики. Это, в частности, может означать кризис экспортно-ориентированных моделей развития, а также сильное усложнение любой деятельности, связанной с государствами разных блоков. Причем, в странах с сильно продвинувшейся юридической мыслью человек может оказаться не только нарушителем отдельных актов, но и преступником, подлежащим огромному штрафу.

Конечно, до какой-то степени можно пытаться выкрутиться, пытаясь стать подданным «более нейтральных государств». Но чем больше мир будет раскалываться на блоки, тем сильнее будет давление на нейтралов, благо под предлогом поиска тайных счетов Милошевича США уже удалось принудить нарушить банковскую тайну даже швейцарцев.

Естественно, что такой распад бьет и по глобальным инфрастуртурным проектам, требующим определенного уровня многостороннего сотрудничества.

Раскол единого правового поля закономерно приведет к тому, что сила права будет все больше заменяться правом силы: повышается вероятность того, что будут выбираться простые и силовые решения. Военный конфликт возвращается в список способов, приемлемых для достижения внутри- или внешнеполитических целей. Учащается вариант «противоестественных союзов», создаваемых исключительно по принципу «враг моего врага – мой друг».

Речь не идет о возможной Третьей Мировой (по мнению авторов, для этого еще не созрели все предпосылки), но потенциально кровопролитных и долгих локальных конфликтов в ключевых зонах противостояния (на стыках блоков) может оказаться достаточно.

При этом каждая сторона будет поддерживать «своих сукиных сынов», ценность которых будет заключаться исключительно в том, что он «они гадят нашим врагам». Например, воюют против режима, официально признанного недемократическим. Естественно, что авантюристы и отморозки будут этим пользоваться, умело имитируя риторику, которая позволит им вписаться в правильный лагерь и найти там спонсора.

Неприятно и то, что, понимая в целом, кого приходится поддерживать, каждая сторона будет (скорее неофициально) объяснять это вынужденной мерой: Москве придется поддерживать отморозков в Донецке, потому что Вашингтон поддерживает отморозков в Киеве.

Отдельно выделим распад единого информационного пространства. Он тоже будет проявляться в нескольких аспектах.

Первый связан с настраиваемыми СМИ, создающими иллюзию полной и непротиворечивой картины мира (потому что человек вроде бы сам ее собирает для себя). В сочетании с накалом информационных войн это приведет к тому, что у противоборствующих сторон будет совершенно разная картина мира, минимизирующая пространство для консенсуса. Хуже того, особенности информационной войны окончательно похоронят понятие «на самом деле».

Ранее мы надеялись, что прозрачность информационного общества распространит новый формат доказательства, когда к каждому утверждению будет прилагаться пруфлинк. Но в условиях разделенного мира на веру могут приниматься заявления типа «на нашу территорию пыталась вторгнуться колонна тяжелой техники, но мы ее полностью уничтожили; доказательством является непонятно кем сделанный аккаунт в твиттере, к которому прилагается размытое фото».

Поясню. Ранее при появлении подобной «шок-новости» противоборствующие стороны сначала пытались разобраться, что же случилось на самом деле, чтобы затем выстроить пропагандистскую линию так, чтобы максимально обелить себя и очернить противника. Сегодня же с самого начала будут создаваться совершенно умозрительные конструкты, не имеющие никакого отношения к реальному положению дел. Наподобие «попадания ракеты в кондиционер».

К этому можно добавить тенденцию к прогрессирующей потере адекватности - аналитики и эксперты превращаются в трансляторов дискурса и вместо собственно аналитической работы благополучно выдают лицам, принимающим решения рекомендации, основанные не на реальной картине мира, а на «мультяшной реальности», которую формирует их собственная пропаганда. Иными словами, западные советологи или российские геополитики начинают делать прогнозы о поведении условного Путина/Обамы исходя из того образа Путина/Обамы, который создала их собственная пропаганда, а попытки говорить о реальном Путине будет вызывать недоумение: «общеизвестно же, что…».

А следующим этапом будет то, что даже попытки установить истину в закрытом режиме (лица принимающие решения все-таки будут пытаться отделить пропаганду для масс от аналитики для себя) они не смогут установить истину. Потому что к этому времени аналитики и спецслужбисты окончательно превратятся в пропагандистов немного иной направленности. Да и разоблачать несуществующие заговоры гораздо проще, чем искать настоящие.

Второе следствие распада единой информационной картины мира говорит о том, что разделенный мир будет характерен большим уровнем идеологического прессинга. Отношение к «непатриотичным» взглядам будет становиться все менее терпимым, что станет тяжким испытанием для интеллигентов и объективистов. «Невосторженный образ мыслей» будет восприниматься как скрытая поддержка врагов, а открыто несогласных могут начать не только банить в сети, но и бить по подъездам. Причем делать это будут не представители власти или провластных организаций, получившие конкретное указание «такого-то проучить», а «левые» в этом смысле патриотические личности, которые вполне самостоятельно возмутились оскорблением чего-то там.

К этому добавляется очень четкий тренд на дегуманизацию противника, что очень хорошо видно через распространение терминов «рашисты», «укропы» и тд., которые накрывают не определенную страту общества (см. ранее «либерасты» или «ватники»), а весь народ. К дегуманизации добавляется дерационализация, когда на вопрос «А какая выгода Януковичу была в расстреле майдана?» ответом оказывается «Да он же полуграмотный зэк, чего вы от него хотите?».

Это то же самое, что я как кореевед наблюдаю в отношении Севера, - «но это же безумный кровавый тиран, какие еще нужны объяснения?».

Естественно, что все это полируется квантором всеобщности, когда представление о том, что на Майдане или антимайдане могли находиться люди с РАЗНЫМИ целями и мотивациями, не только не воспринимается как очевидное, но и наоборот, расценивается как попытка оправдания той стороны. Тезисы типа «мы воюем не с Германией, а с фашистским режимом» останутся в прошлом.

Ибо такой уровень разделенности естественно повлечет распространение ксенофобии. Как в форме тенденций, в рамках коих все проблемы страны так или иначе списываются на внешнеполитические козни, так и благодаря тому, что средний житель кластера действительно не будет знать или не захочет знать о чужаках ничего хорошего. «Американцы? Ту-упые!!». При этом предполагется что они ненавидят нас так же сильно и априори способны из-за этого на любые гнусности. Что, в свою очередь, оправдывает или скорее уравновешивает возможные наши гнусности по отношению к ним.

Сюда же окончательный переход к логике презумпции виновности. В разделенном мире для враждебности не нужно причин, просто достаточно повода. В разделенном мире не нужна аргументация «зачем Они это делают», достаточно того, что «Они – это Плохие парни». Та самая «бритва Мицгола», когда ответ на вопрос «Почему виноват кровавый путинский режим?», звучит как «Потому что он кровавый и путинский». То же самое в ином кластере я наблюдаю про Израиль.

Важно, что в таких условиях не работает даже вопрос «Кому это было выгодно?», поскольку дегуманизированный и дерационализированный режим может сделать все что угодно. Либо просто из личной прихоти («Путину мозг войной свело»), либо выгода придумывается исходя из все той же презумпции виновности. Раз они это сделали, значит, в том была выгода, которую мы просто пока не видим.

Наконец, разделенный мир может оказаться миром, где вопросам личной безопасности, гражданского общества, социальным программам в целом будет уделяться значительно меньше внимания. Всем затянуть пояса, война ж на пороге!

Мне, естественно, очень не хотелось бы жить при таком миропорядке, но отмечу важное. Во-первых, так как нам хорошо видны процессы, происходящие на нашей половинке мира, некоторым кажется, что они происходят только у нас и именно РФ является главным инициатором скатывания. К сожалению, все существенно сложнее.

Во-вторых, если для России жизнь в условиях изоляции неприятна но привычна, то для Европы это может оказаться гораздо более серьезным испытанием, поскольку у них нет наработанных механизмов решения проблем, которые в связи с этим могут возникнуть. Одним из признаков может выступать увеличивающийся разрыв между США и ЕС.

А Северную Корею все эти изменения заденут минимально. В условиях нового блокового противостояния она будет нужна как важный стратегический форпост или хотя бы буфер, плюс – эта страна уже существует в условиях «разделенного мира», воспринимая себя как остров, окруженный врагами или силами, желающими навязать стране свои модели развития. Как пошутил один знакомый автора, в условиях глобального кризиса Северная Корея только выиграет, потому что она уже существует в тех условиях, в которых иные страны еще только могут оказаться.