Стоит ли бояться захвата Сибири китайцами: Политика: Мир: Lenta.ru

2015-11-24 00:44:43

Страшная сказка

То, что китайцы мечтают захватить сопредельные с КНР территории России, — один из главных отечественных мифов, связанных с Поднебесной. Никаких оснований для этого не было и нет, однако это не мешает как обывателям, так и политикам рассуждать о «желтой угрозе». «Лента.ру» постаралась разобраться, откуда взялся этот предрассудок и почему он настолько живуч.

Россия все-таки удивительная страна. Наш единственный «большой союзник» — Китай, отношения с которым, по выражению Владимира Путина, «переживают лучший период в истории». При этом многие в России испытывают страх перед «желтой угрозой».

С одной стороны, эти представления отлично ложатся на почву ксенофобии, характерной для современного российского общества. С другой стороны, алармизм по отношению к Китаю — это такая «скрепа», которая объединяет и националистов-традиционалистов, и самых радикальных либералов-западников. Достаточно почитать комментарии в сети о подписании каких-либо договоренностей между Россией и Китаем. «Путин продает Сибирь китайцам», — пожалуй самая распространенная и при этом самая мягкая реакция читателей на новости о действиях правительства, направленных вообще-то на развитие депрессивных и слабозаселенных регионов страны через сотрудничество со второй экономикой мира.

Удаленность этих территорий от столицы, информационный вакуум, в котором формируются представления разных частей России друг о друге, — отличная среда для культивирования алармистской мифологии. «А власти-то скрывают» — неизменный и совершенно безотказный аргумент в пользу любого, даже самого невероятного мифа. Гости из Европейской России очень удивляются, когда не могут найти на улицах дальневосточных городов не только «миллиона китайцев», но даже «чайна-таунов». Их просто нет. Но многие ли жители западных регионов бывали на Дальнем Востоке и видели все своими глазами?

Даже региональные чиновники во время интервью могут вдруг заявить, что слышали о «секретных китайских деревнях» в отдаленных районах края. Что же тут говорить о столичных политиках — тем более тех, кто по долгу службы вынужден ругать все заграничное (примером может послужить реакция ЛДПР на проект сдачи сельхозземель в аренду китайской компании). Между тем с позиций трезвого анализа мифы о «желтой угрозе» кажутся устаревшими на несколько десятилетий.

Почему Сибирь и Дальний Восток никогда не были китайскими

Представления о «желтой опасности», согласно работам иркутских исследователей Виктора Дятлова и Яны Гузей, сформировались еще на рубеже XIX-XX веков, когда вообще-то именно Российская империя осуществляла экспансию в восточном направлении, а не наоборот.

Приамурье и Приморье, вошедшие в состав России только в 1858-1860 годы, действительно нельзя назвать «исконными русскими землями», однако их предыдущим владельцем был отнюдь не Китай, а… маньчжурская Цинская империя. Именно с ней русские дипломаты договаривались о переделе северо-восточной периферии. Китай — то есть земли, населенные непосредственно китайцами, — был в свое время завоеван маньчжурской Цинской империей, как и, например, Тибет или Монголия. Исторически китайские земли крайне редко выходили за пределы Великой китайской стены и уж тем более не могли распространяться на территорию Сибири и Дальнего Востока.

Однако в начале XX века власть Цинской империи была свергнута, и появилась концепция «китайской нации», куда дальновидным решением революционеров были причислены все этносы, ранее населявшие многонациональное государство. Так тунгусо-маньчжурские народы, издревле населявшие земли Северо-Восточной Азии, лишились своей государственности. На короткий период она была восстановлена в 1930-х годах «усилиями» японских милитаристов, но марионеточное государство Маньчжоу-го прекратило свое существование вместе с поражением Японии во Второй мировой войне. Именно советские войска провели операцию по разгрому Маньчжоу-го. С тех пор естественным наследником исторических счетов за «потерянные территории» стал Китай — вернее, Китайская Народная Республика, появившаяся на свет во многом благодаря действиям Советского Союза.

Официально никаких территориальных претензий по поводу «утраченных территорий» КНР не предъявляла ни к СССР, ни к России. Да, в годы ухудшения отношений Мао Цзэдун «вспомнил» о «полутора миллионах квадратных километров утраченной земли», хотя в ходе официальных переговоров комментировалось, что Китай требует признать факт «неравноправности договоров», но не их пересмотра. Официально все недомолвки по поводу территорий были сняты после окончательной демаркации границы в 2008 году.

Так что если территориальные претензии и существуют, то не официально, а на уровне обывательских стереотипов. Ну, то есть примерно на том же уровне, на котором отдельные российские граждане в интернете требуют «дойти до Берлина», «вымыть сапоги в Индийском океане», «вернуть православный крест в Царьград» и так далее.

Стоит ли их воспринимать всерьез? Вряд ли. Стоит ли забывать о том, что кто-то в соседнем государстве считает наши земли своими? Тоже нет. К сожалению, в России не проводится адекватная разъяснительная работа о несостоятельности виртуальных претензий Китая на земли к востоку от Байкала, поэтому носителями этого заблуждения часто становятся сами русские. И тогда это заблуждение ложится на страх того, что китайская колонизация Сибири уже началась, а количество переселенцев уже исчисляется миллионами.

Где прячутся миллионы китайских мигрантов

Корни данного стереотипа лежат в 1990-х годах, когда трудовая миграция китайцев в Россию действительно развивалась бурными темпами. К тому же времени относится появление обывательских представлений о китайцах как о шумных, неопрятных, необразованных торговцах и чернорабочих. Понятно, что базируются они на знакомстве с выходцами из приграничных сельских районов, и, допустим, у жителя Пекина или Шанхая эти люди вызовут такую же брезгливую реакцию, как и в условном Благовещенске.

Факт заключается в том, что в условиях паралича системы власти и управления стремительное и неконтролируемое увеличение числа мигрантов с совершенно чуждой культурой вызвало непонимание и страх. Обе эти эмоции остаются актуальными и по сей день. Российское общество по-прежнему ничего не знает о китайцах и, как следствие, их боится.

Наиболее полное исследование зарождающейся китайской диаспоры провел в свое время московский ученый Виля Гельбрас. В 2001 году была выпущена его книга «Китайская реальность России», в которой он, несмотря на общий алармизм риторики, тем не менее признавал, что документально доказанное число китайцев в Сибири и на Дальнем Востоке не превышает 20 000 человек. А городом с наибольшим количеством китайских мигрантов является Москва.

В 2008-м вышло другое солидное исследование — книга Александра Ларина «Китайские мигранты в России», где, ссылаясь на данные Всероссийской переписи 2002 года, называлась общая численность китайцев в России: 35 000 постоянно проживающих и 25 000 временно находящихся на территории нашей страны. Там же анализировалось рассредоточение китайской «квазидиаспоры» (такой термин использовал Ларин) по федеральным округам России. На первом месте снова оказался Центральный ФО. Больше всего китайцев проживает в Москве, и это факт, с которым алармистам смириться сложно. Пять миллионов китайцев в столице было бы заметно невооруженным глазом, а представить себе «секретные китайские чайна-тауны» где-нибудь в Гольяново все же сложнее, чем в Забайкалье.

Отсутствие доверия общества к власти и экспертному сообществу приводит к тому, что относительно спокойные, адекватные оценки в лучшем случае не принимаются всерьез, а в худшем случае воспринимаются как предательство национальных интересов. Статистика действительно вещь обманчивая, а реальность такова, что никто не знает, сколько китайцев в России на самом деле.

Практически все исследователи сходятся в том, что официальная статистика (например, предоставляемая миграционным и пограничным ведомствами) в силу разных причин не отражает действительности. Подобная ситуация создает широкие горизонты для вольных оценок. При этом даже в начале 2000-х годов Гельбрас, которого сложно заподозрить в желании как-то приуменьшить число китайских мигрантов, оценивал их численность максимум в полмиллиона человек.

С тех пор прошло десять лет, но, по субъективным ощущениям, больше китайцев не стало. Во-первых, действия государства, направленные на ужесточение контроля над иностранцами (например, сокращение квот на иностранную рабочую силу, запрет на осуществление розничной торговли и закрытие ряда крупных вещевых рынков), вызвали определенный отток мигрантов. Во-вторых, изменился сам Китай, а вместе с ним и мотивация китайских мигрантов.

Почему «китайская мечта» не связана с Россией

За последние десятилетия стремительно вырос уровень жизни в Китае. Даже в 1990-е годы, когда Китай все еще был очень беден, Россия не входила в число стран, наиболее привлекательных для переезда на ПМЖ. Сейчас же, по мнению российских исследователей, проживших долгое время в Китае, среднестатистический китайский горожанин одет лучше российского горожанина, у него лучше телефон, он лучше питается, больше зарабатывает и больше тратит.

Даже для китайцев из бедных приграничных провинций переезд в Россию давно уже не является признаком успеха. Для безработного китайца гораздо более привлекательна внутренняя миграция — в промышленно развитые районы юга и востока страны. Объем такой миграции составляет порядка 250 миллионов человек (сравните с гипотетическими 500 тысячами китайских мигрантов в России). У нашей страны в Китае устойчивый имидж места небезопасного, в котором могут побить, обмануть, а практически любой контакт с представителями власти чреват вымогательством денег. К тому же за переезд сюда нужно заплатить посредникам крупную сумму денег, которую не факт, что получится отбить.

Так, в последние два года резко сократилась финансовая целесообразность работы в России. По данным исследования деятельности китайского агробизнеса, в 2014 году зарплата китайского сезонного батрака в Еврейской автономной области составляла 25 000 рублей в месяц. Это было равно 5000 юаней, что вполне сравнимо с зарплатой провинциального чиновника. Сейчас же эти деньги превратились в 2500 юаней, что равнозначно зарплате официанта или охранника.

Знакомый автора, владелец небольшого китайского ресторанчика «Джеки Чан» в спальном районе Владивостока, жалуется, что уже год он работает себе в убыток. Несмотря на десять лет, проведенных в России, китаец не расстался с «чемоданными настроениями» и по-прежнему живет по принципу «заработаю денег и вернусь домой». После того как рубль упал по отношению к юаню в два раза, «зарабатывать» не удается. По словам собеседника, он, как и многие другие «российские китайцы», ждет до Нового года, и, если ситуация не изменится, будет закрывать бизнес и возвращаться в Китай.

КНР стала второй экономикой мира и чистым экспортером капитала. Сейчас экономическая экспансия Китая осуществляется не миллионом рабочих рук, а миллионными инвестициями. Китай заинтересован в инвестициях в добывающую промышленность России не ради какого-то альтруистического желания помочь соседнему государству, а ради прибыли и доступа к природным ресурсам. Но все же это совершенно другая мотивация, не имеющая ничего общего с демографической экспансией.

Кроме того, важно понимать, что стереотипы об избыточности трудовых ресурсов в Китае также устарели. В настоящий момент наиболее крупной возрастной категорией в КНР являются 40-летние, то есть уроженцы 1970-х годов, последней декады перед принятием закона об ограничении рождаемости. Через 20 лет образуется избыток пенсионеров и нехватка работников. Отдельные специалисты начинают говорить, что уже к 2025 году в КНР будет ощущаться дефицит трудовых ресурсов. Впрочем, тотальная безработица в современном Китае — это тоже миф, не подтверждаемый ни официальной статистикой, ни личными впечатлениями. В провинции Хэйлунцзян, откуда родом большая часть сезонных рабочих, выезжающих на заработки на Дальний Восток, уровень безработицы равен 2,2 процента. С учетом масштабов населения в Китае это все равно огромная цифра — примерно 850 тысяч человек. Но вот, для примера, в Забайкальском крае безработица составляет 10,59 процента, а в Еврейской автономной области — 8,45 процента.

Почему с Китаем нужно дружить

Иначе говоря, в изменившихся условиях сложно представить, что сотрудничество с Китаем приведет к реальной колонизации Сибири и Дальнего Востока, то есть вытеснению местного населения китайцами. А вот чем оно может быть полезно — так это финансами и технологиями. И похоже, что Россия не в том положении, чтобы от них отказываться. Просто потому, что сейчас нет ни того, ни другого. Почти все регионы к востоку от Байкала являются дотационными. В десятках и сотнях населенных пунктов «градообразующими предприятиями» являются администрация и другие бюджетные учреждения типа полиции и почты. Население теряет стимулы жить на этой земле. Программа переселения соотечественников в восточных регионах России пробуксовывает.

Обеспечить «опережающее социально-экономическое развитие» восточных регионов без участия китайского капитала не получится. Однако пытаться привлечь его и при этом верить, что «китайцы захватят Сибирь», очень и очень сложно. Представления о «желтой угрозе» устарели и теперь просто мешают нам развиваться. В глобальном смысле они выгодны только Западу. Но получается так, что местные руководители вынуждены действовать с оглядкой на общественное мнение и истеричные публикации в СМИ. Эффективность действий властей оказывается зависящей не от мотивации государства как института, а от мотивации отдельных исполнителей, которые черпают информацию из тех же СМИ и действуют, исходя из логики алармизма. И в результате на уровне прямых договоренностей между лидерами двух стран — «самые лучшие отношения в истории», а на практике — стагнация регионального сотрудничества и ни одного примера крупного трансграничного проекта.

Китай — это мощный партнер, с которым можно иметь дело. Китай не занимается благотворительностью и всегда исходит из своих интересов. Точно так же должна поступать и Россия. Сейчас наш интерес заключается в том, чтобы максимально эффективно использовать для своего блага мощь китайской экономики. И выстраивать отношения с Китаем нужно, исходя именно из этого прагматичного соображения. А не из средневековых страхов перед непохожим на нас соседом и инфантильного желания поскорее закрыть железную дверь на все замки.

Взято отсюда